Выбрать главу

— Ушиблась?

— Нет… Холодно очень!

Сидя на трубе, она пыталась отжать на себе одежду, а он нашарил в кармане коробок, чиркнул спичкой. Неожиданно ярко осветились от крохотного огонька кочки с пожухлой травой, ржавая пузыристая вода и невдалеке — несколько жидких мертвых елочек, торчащих на лысом пригорке.

— Ну-ка, давай за мной! — сказал Альберт.

То и дело зажигая спички, он довел Лиду до пригорка, наломал сухих веток, сверху навалил елок. Они были как костяные, не ломались, и Альберт, сопя, раскачивал их и выдирал прямо с корнями.

Костер получился громадный. Зашипело пламя, винтом закружились длинные искры, пошло трещать, фукать дымом, и наконец-то посиневшие Лидины руки обдало жаром… Нет, у Альберта была все-таки смекалка!

— Раздевайся! — крикнул он повелительно.

— Ты что?! — ужаснулась Лида. — В своем уме?!

— Да отвернулся я! Отвернулся!..

А Лида уже сама заметила, что он отвернулся, и торопливо стаскивала с себя раскисшую кофточку, расстегивала «молнию» на юбке.

— Не смей оглядываться, слышишь?!

— Вот глупая. Держи.

К ее ногам упал скомканный плащ Альберта, затем пиджак, затем бухнулись тяжеленные резиновые сапоги. Не спуская глаз с Альберта, Лида разделась, обтерлась, впрыгнула в чудовищные, но сухие внутри сапожищи, натянула приятно теплый пиджак, закуталась в плащ, тот плащ свисал до самых ее пяток.

— Алик… на чем бы мокрое развесить?

Альберт выворотил еще парочку елок, принес, укрепил перед костром. Развесил на сучьях одежду.

— Осторожней! Чтоб искры не прожгли!

Он выставил ладони и начал неловко отмахивать искры, будто комаров. Потом решился взглянуть на Лиду.

— Перестала меня бояться?

— Перестала… — смущенно призналась Лида. — Но ты, Алик, все равно какой-то…

— Какой?

— Тебе бы только посмеяться…

— С чего ты взяла?

— А помнишь тогда, на тропинке? И в кино тоже…

— Ну и что?

— Нельзя так с девушками обращаться.

— Может, ты мне нравишься, — сказал Альберт, усердно отгоняя искры. — Давно уже…

Честное слово, он стеснялся! И, наверное, говорил правду! Лиде сделалось весело, она поправила растрепавшиеся волосы, сказала капризно и кокетливо:

— Нет, все равно ты какой-то несерьезный, Алик!

— Да почему?

— Так…

— У меня характер легкий, — признался он простодушно. — А вообще-то… сказать новость? Меня на бурмастера посылают учиться. Вот какой я несерьезный.

— Да ну? И справишься?

— Справлюсь. Это дело по мне. Я и теперь приду на буровую, посмотрю, — и точно скажу, как долото ведет себя в скважине.

— Ой, и хвастун! Инженеры этого не могут сказать!

— Не могут. Верно. Потому что практика мала… Не все инженеры, как мы с тобой, после школы прямо на буровую идут. Инженеров-то много, а толковых бурмастеров — раз, два, и обчелся. Здесь талант нужен!

— А у тебя он есть?

— Говорят, есть… Вот посмотришь, как я сегодня в этой аварии разберусь. Правда, правда, не смейся!.. Талант — это, конечно, штука неопределенная. Просто у меня глаз наметанный. И руки чуткие. Я все ими чувствую. Палец подниму — и определю, с какой стороны ветер.

— Ну, и с какой же он стороны? — пряча усмешку, спросила Лида.

Альберт послушно поднял руку с растопыренными пальцами. Нет, смешной парень… Над костром дым полощется по ветру, искры чертят красные следы. А будущий буровой мастер пальцем определяет, откуда ветер.

— Он северо-западный! — сказал Альберт.

— На нем написано, Алик, что он северо-западный?

Альберт принялся объяснять, что мох всегда покрывает северную сторону деревьев, а на южной стороне ветки расположены гуще. И муравейники всегда находятся с южной стороны. А если это известно, можно сориентироваться без компаса. Альберт увлеченно объяснял, и Лида вдруг сообразила, что он — городской мальчик… Конечно, городской! Как она раньше не догадалась!

Ну и чудак…

Лида, живя в деревне, совсем не интересовалась, где на деревьях встречается мох. Бегала в лес за грибами, в болота за клюквой и никогда не плутала. Она и здесь, в гиблых местах, не заблудилась бы. У деревенского человека чутье, ему без надобности эти детские приметы… Смешной Альберт. Не твердил бы школьный урок, а лучше объяснил бы, чем таким Лида ему приглянулась. Неужели внешностью? А она ведь и не одевалась как следует, не прилагала настоящих стараний…