— Не пугай, — отвечаю. — Не маленькая. Восемнадцатый год пошел.
— Ах, ты!..
Загремел чем-то у печки, догадываюсь — кочергу нащупывает.
— Сам, — говорит, — не сумел жизнь прожить, а тебя научу! Видит бог, научу! Быть тебе женой Пашки!
— Нет!
Он кочергой хрястнул по полатям, от доски щепка брызнула.
— Знай, — говорит, — до свадьбы уродовать не стану. Но ежели упрешься, убью… С голытьбой мыкаться не позволю!
Я знала, что это не пустая угроза. У отца — последний случай выбиться в люди, и отец этого случая не упустит.
Всякий день бегала я на сходки. Такая неразбериха в ту пору была! Кто уже передумал, просит вычеркнуть свою фамилию из списка, кто снова просится в колхоз… Спорят, ругаются.
Степан агитирует, но трудно ему. Не шибко солидный вид у комсомольцев, мальчишки они безусые. Старики не вдруг им поверят — непривычно в поводу за молодежью идти. Мнутся старики, через день свое решение меняют.
А из бедняцкой молодежи одна только я в колхоз не записана. Совестно мне на сходке показываться. Ребята спрашивают: если не с нами, зачем тогда ходишь?
И не могу я им объяснить, что вступила бы в колхоз, если бы не отец. И не могу объяснить, что из-за Степановых речей сюда хожу — нравится мне слушать его, нравится глядеть, как он выступает…
Однажды устроили колхозники первое свое собрание. Хотелось мне пойти на него, да уж совсем неловко — нечего делать единоличнице среди колхозников. Возилась я дома по хозяйству, а после не утерпела, взяла да и побежала. Может, думаю, после собрания увижу?
А колхозники еще не разошлись: выбирают, какое название носить артели. Степан предлагает:
— Назовем наш колхоз «Югыдлань»!
На языке коми это означает — «К свету». Понравилось название, приняли его. И не ошиблись. Сколько раз другие колхозы меняли свои названия, а наше так и осталось.
После собрания те, что постарше, по домам разошлись, а молодежь танцы затеяла. На юру, над самой Вычегдой. Запиликала гармошка, парни девок за руки взяли, а я в стороне осталась. «Ты единоличница, — говорят, — вот и пляши одна». Стыдно мне, готова сквозь землю провалиться. И вдруг Степан:
— Стоп, музыка!.. Зачем девушку обижаете? И Анна будет колхозницей, дайте время. А обижать начнем, она раздумает!
Я молчу, в глазах слезы кипят, моргнуть боюсь — вот-вот горохом посыплются. Опять музыка заиграла, протянул мне руку Степан, и пошли мы с ним кадриль танцевать.
— Не уходи с танцев, Анна, я тебя провожу…
Думала, шутит он или просто подбодрить хочет. Но вот кончились танцы, догоняет меня Степан:
— Ты куда? Договорились же!
— Ладно, хватит надо мной шутить.
Он опешил, стал передо мной:
— Я разве шучу? С чего ты взяла?!
— С того и взяла… Если я батрачка, если некрасивая, так, значит, можно смеяться надо мной? Уйди с дороги.
— Какой дурень сказал, что ты некрасивая? Такую девушку поискать!
— Вот и поищи.
— А я уже нашел!
— Собрался провожать, — говорю, — так провожай. А нет — одна дорогу найду. А слов твоих слушать не стану.
Неправду я ему сказала, потому что внутри у меня все рвалось, все просило: говори, Степан, говори! Только тебя и хочу слушать, никто мне больше не нужен! Но виду я не подала, губы поджала, брови нахмурила — попробуй подступись!
— Нашел я себе девушку, нашел!
— Ну и целуйся тогда с ней!
Засмеялся Степан, шагнул ко мне, обнял и поцеловал. Вскрикнуть я не успела, руки плетьми повисли, уткнулась я в его рубашку и плачу навзрыд. Он меня по волосам гладит:
— Ну, не надо, глупая, не реви! Завтра в полдень свататься приду, слышишь?
Не помню, как до избы добежала, заснуть не могу, всю ночь провертелась юлой… Господи, думаю, что ж теперь будет? Давно ведь Степана люблю, только не надеялась никогда, что и он мне любовью ответит…
Красавицей я себя не считала — но вот если бы приодеться, то среди наших девок не затерялась бы. У них волосы как пенька, а у меня темней да шелковистее; у них глаза карие, а я сероглазая; носы у всех деревенских широкие и еще книзу оттянутые, а у меня прямой нос. Мать моя, покойница, не из местных была. Отец на Печору хаживал охотиться, оттуда ее и привел.
Спасибо, шепчу, мамушка, что я на тебя похожа. Спасибо, что Степан приметил меня… Шепчу это и тут же отца вспоминаю, как грозился убить, если за Пашку не выйду. Что теперь будет?
А назавтра, ровнешенько в полдень, являются вместо Степана совсем нежеланные гости — Микул Иван, жена его и сынок Пашка. Смекнула я, что хотят по всем правилам сватать. Одно теперь спасение — из дома бежать.