Отец, мой характер-то зная, сел у дверей на лавку, следит. Тогда я взяла и в голбец полезла — вроде мне картошки и капусты надобно достать.
О чем они наверху говорили — не слышала, но сговорились, видать, быстренько. Отец зовет:
— Вылезай! А то за ухо вытащу!
Однако понял, что добром я все равно не вылезу. При людях ссориться невыгодно ему, постоял у голбца и отошел. А я щекой к дверце прижалась, подслушиваю.
— Вылезет, никуда не денется! — успокаивает отец сватов. — Девка, известно, всегда жениха стесняется…
Микул Иван возражает:
— Не вышло бы у нас шиворот-навыворот с такой девкой!
— Раз сговорились, — отвечает отец, — мое слово крепкое. Лишь бы вы не передумали. Готовьтесь к свадьбе!
Ни жена Микул Ивана, ни жених Пашка голоса отчего-то не подавали. Сидели как пни, только лавка поскрипывала. Вдруг отец, слышу, спохватился:
— Ах, я, голова садовая! Даже за стол гостей не усадил!
— Ничего, — буркнул Микул Иван. — Авось не последний раз, насидимся еще…
На том и расстались. Опять меня отец зовет:
— Вылазь, ушли гости!
Целый день в подполе не просидишь. Ну, думаю, была не была, вылезу! Голову из дверки высунула, а отец — хвать меня за волосы. На середину избы выволок и что есть силы ремнем хлестать начал. Да не просто ремнем — с железной солдатской пряжкой. Крик у меня в горле застрял, хриплю, вывертываюсь, а он чешет и чешет. Рванулась я, клок волос у него в руке оставила. Подбежала к печке, ухват схватила:
— Не трожь!! Не подходи!!
Глянул на мое лицо отец, опомнился. Пошел, повесил ремень на гвоздок. А я ухвата из рук не выпускаю, слежу, зыркаю глазами, как волчица… Постоял отец, посопел, полез на печь.
Я через поветь на задний двор выбежала, коленки трясутся. Сколько там пробыла, не знаю. Времени не чувствовала. А когда вернулась в избу, там у стола Степан сидит. Пиджак на нем новый, суконный, рубашечка белая. Только штаны прежние, заношенные, обшитые кожей на коленях.
— Вот тебе еще жених, — говорит с печки отец. — Может, за этого пойдешь, а?
Степан глаза на меня вскинул и смотрит, не отпускает взглядом своим.
— И пойду! — говорю. Тоже со Степана глаз не свожу, как заколдованная.
— Ступай тогда в чем есть! Из дому ни тряпки не получишь! Нет тут ничего твоего!
— Есть! — рассердилась я. — Самовар возьму!
— И то, — говорит отец. — Со свекровью чайку попьешь. Ежели тебя, бесприданную, к столу позовут.
Испугалась я тут. По обычаю, должно быть приданое. Вон другие-то невесты полное хозяйство за собой несут… Кто же меня пустую в дом примет? Пускай Степану не требуется мое приданое, но что родня скажет? Что мне перед свекровью отвечать?
Заметил Степан мою растерянность. Кивнул — выйдем-ка в сени. Побрела за ним, как водой облитая.
— Не горюй! — шепчет Степан. — Проживем! Сами заработаем на себя!
— Где? — всхлипываю.
— В колхозе же работать будем! Это не у Микул Ивана батрачить!
— А вдруг… твоя мать и вправду меня в дом не пустит?
— Пустит, я ей уже про тебя рассказал, согласная она.
— Ну да, у всех людей свадьбы играют, а мы как же, без свадьбы-то?
— И опять не горюй, что-нибудь придумаем! А до этого можно ведь и врозь спать, правда?
— А…
Степан только рукой махнул — много, мол, вопросов сразу задаешь.
В тот же день и пришла я к Степану, а еще через несколько дней сыграли что-то вроде свадьбы, просто для порядка, чтобы люди потом не болтали. И правда: какая при нашем-то достатке свадьба, где денег взять? Но отца все-таки пригласила — думала: поостынет — придет. Но нет, так и не дождалась. Из всей моей родни только тетка присутствовала, и то спасибо.
Говорят, как свадьбу справишь, так потом и жить будешь. А у нас со Степаном все не так. Начало нашей жизни вон какое было, зато потом все наладилось, и даже сама я иногда себе завидовала и все спрашивала себя: ну за что мне такое счастье?
Степан мой и высок был, и широкоплеч, и с глазами ясными, да и умом от природы не обижен. А уж любил он меня… Ну что еще надо?!
И свекровь моя оказалась женщиной доброй. Никогда ни словом не напомнила, не попрекнула, что я босой в ее дом пришла, а окажись на ее месте другая, только за одно это заживо бы съела. Зато и я старалась для нее, как могла, злым словом боялась обидеть.
Вышла я замуж, а фамилия старая осталась. Степан тоже был Конаковым — Степан Иванович Конаков. В нашем селе почти все Конаковы, видно, один род когда-то был. И только три семьи Порошкины были да Микул Иван Распутин — вон какая знаменитая фамилия, да только так без продолжения и осталась.