Без стука шагнул в комнату, остановился, озираясь в чуть подсвеченном луной сумраке.
Наташи не было. Пуста комната.
Наташа в это время была у Воронина.
Он, злой и уставший, с начинающимся приступом головной боли, вошел к себе и увидел знакомый силуэт у окна.
— Закончили? — спросил он.
— Что, Александр Гаевич?
— Обыск.
Наташа приблизилась к нему, и он поразился тому, какое страдание было в ее-глазах.
— Все объяснения потом, всю чепуху потом, — проговорила она. — Слушайте, не перебивайте… Вас Отправляют завтра. То есть всех, всю группу… Вы еще успеете, Александр Гаевич! Ведь можно, можно отсюда убежать!..
— Зачем? — сквозь зубы спросил Воронин.
— Они убьют вас. Там, в тылу. Я знаю, я слышала, как они говорили… И пока вы в Берлин ездили, полковник уславливался с этим рыжим, Ткачевым…
Она сейчас не обманывала. Как бы Воронин к ней прежде ни относился, как бы ни подозревал — сейчас Наташа не обманывала. Эти сведения — не ловушка. Ради чего полковник стал бы предупреждать и настораживать Воронина?
Наташа схватила его за локти, стиснула. Вглядывалась ему в глаза и кивала головой, кивала, — да, да, не ошибаешься!..
Нельзя было ей сказать, что он догадывался о намерениях полковника. И нельзя было говорить, что Воронин обдуманно идет на риск и не согласится на побег отсюда — даже на удачный и безопасный побег…
Наташа сейчас не обманывает, но кто знает — не пожалеет ли завтра об этом припадке откровенности. Ведь она в руках у господина полковника и работает на него.
— Что ж, — сказал Воронин. — Если это правда, я постараюсь доказать, что герр оберст во мне ошибся…
Наташа прикусила губу, сморщилась:
— Александр Гаевич, памятью отца клянусь, самым святым клянусь! Верьте мне!.. Вам нельзя оставаться!
— Никуда я не побегу, фрейлейн Наташа.
— Господи, неужели мне вас не убедить?! — произнесла она отчаянно. — Что же мне делать тогда? Вы поймите, я же добра хочу, я оправдаться хочу, немножечко хоть оправдаться, чтоб не так совестно было! Я ведь дурочка наивная, я надеялась, что всех перехитрю, что, может… вместе с вами… туда… хоть как-нибудь, чтобы умереть на родине… Теперь-то я понимаю — не выйдет, останусь здесь вот, мерзавцам всяким прислуживать… Но пускай для вас что-то сделаю! Вам же в спину будут стрелять!
— Постараюсь этого не заслужить, — сказал Воронин.
— Вы их не знаете! Попытайтесь хоть там, на родине, уцелеть… Я верю, что вы хороший человек, что вы не похожи на них…
Воронин смотрел на нее и молчал. Даже если Наташины слова были искренни, Воронин не мог на них откликнуться. Права сейчас не имел.
Она заплакала, не сводя с Воронина вздрагивающих, ожидающих глаз. Потом как-то съежилась, обхватила шею ладонями, будто в ознобе, и пошла прочь из комнаты.
Воронин видел, как она торопливо бежала по дорожке, светлое платье мелькало в кустах, песок под туфельками поскрипывал. Наташа скрылась во флигеле.
А через полчаса, в наброшенном на плечи кителе, пошатываясь, неловкими руками зажигая сигарету, из Наташиной комнаты вышел господин Ермолаев.
Все правильно — назавтра отлет. Побудка раньше обычного, спешный завтрак, построение. Лаконичное, теплое напутствие герра оберста.
На личные сборы — десять минут.
Когда расходились из строя, полковник подозвал Воронина.
— Как съездили в Берлин, Александр Гаевич?
— Благодарю, господин полковник. Хорошо.
— Будет о чем рассказать друзьям?
— Еще бы.
— Присядем перед дорогой, Александр Гаевич. По русскому обычаю, Или у вас в народе такого обычая нет?
— Есть.
— Я так и предполагал. Все-таки — пятьсот лет живете под их влиянием… Значит — съездили неплохо, довольны? Вот и прекрасно. Со своей стороны я благодарю вас за помощь и хочу поделиться последним секретом… Я абсолютно уверен, Александр Гаевич, что группа выполнит задание. Абсолютно уверен!
— Это и есть ваш секрет?
— Секрет в том, Александр Гаевич, почему я уверен.
— Почему же?
— Видите ли, мы тоже заручились определенными гарантиями. Если группа не выполнит задание, к советским властям попадут документы, собранные на каждого из вас.
— Расписки наши?
— И расписки о сотрудничестве, и новые ваши биографии, и отпечатки пальцев. В общем, все личные дела. Мы, разумеется, переправим их деликатно, ну, к примеру, через какой-нибудь партизанский отряд… Все будет выглядеть вполне естественно.
— Что ж, придется нам выполнить задание, — сказал Воронин.