— Бутикова? Того, что на фронт просится?
— Его самого. Я говорил вам, товарищ капитан, — надо вообще дело Бутикова пересмотреть… Ей-ей, обидно же! Ну, допустил глупость, подрался с землемером…
— В его деле это квалифицировано иначе, — сказал Лазарев.
— Да он — кто? Он крестьянин! Сознание у него еще с крестьянскими предрассудками! Ведь как вышло-то? Уточнялась земельная граница между колхозами, Бутикову насплетничали, что землемер подкуплен. Дескать, баранью тушу получил!
— Это зафиксировано?
— Нет, никакой взятки не было! Но Бутиков поверил, обозлился на этого землемера. Ну и… это самое… приложил разок.
— И милиционеру.
— Да, и милиционеру тоже. Но Бутиков же за справедливость драться полез! Нельзя это не учитывать! Если бы не крестьянское его сознание, не предрассудки…
— Вот что, — сказал Лазарев, — С Бутиковым разберемся чуть позднее. Когда он вернется. А пока, товарищ Матвейчук, займемся планом выполнения весенней посевной. Покажите-ка сводки…
Капитан Лазарев не стал сообщать Матвейчуку, что уже ходатайствовал об отправке на фронт Емельяна Васильевича Бутикова. Капитан давно ознакомился с необходимыми документами, собрал о Бутикове достоверные сведения. И пришел к выводу, что верить этому человеку можно.
Но капитан Лазарев опасался, что в данное время его ходатайство будет подвергнуто сомнению. Дело в том, что год назад капитан Лазарев подписал такое же ходатайство о другом человеке, некоем Рашковском, отбывавшем срок заключения. Очутившись на фронте, Рашковский перебежал к немцам. Дополнительное расследование показало, что Рашковский — рецидивист и на ограблении продуктового ларька попался нарочно, чтобы иметь «крышу» и замаскировать более тяжкое преступление — убийство.
Нынешней весной капитану Лазареву пришлось держать ответ — как случилось, что он не раскусил рецидивиста, потерял бдительность и подписал положительную характеристику предателю родины?
Вероятно, кое-кто на месте Лазарева теперь поостерегся бы подавать ходатайства. Отказать безопаснее, чем разрешить. Но капитан Лазарев, глубоко казня себя за промах с Рашковским, все-таки подписывал положительные характеристики, если имел к тому основания.
Капитан Лазарев перестал бы себя уважать, если бы испугался ответственности и тем самым повредил бы другим людям. Очень скверно, что Рашковский оказался предателем. Но не менее скверно, если тень от одного подлеца ляжет на других, уродуя им жизнь.
Ни о чем этом капитан Лазарев не сообщил Матвейчуку. Он уселся за дощатый стол, придвинул к себе сводки и принялся их изучать.
В это время на конторском крыльце послышалась какая-то возня, крики и топот; в комнату ввалилась куча народа, в основном женщины; от них отбивался какой-то рыжий парень в пятнистом комбинезоне, изгвазданный, страшный…
— Пустите!! Не могу ждать!..
Бешено сверкнув глазами, подскочил к столу, сзади на него навалились женщины, но рыжий успел понять, кто тут в кабинете главный.
— Товарищи, срочно нужен телефон! Немедленно!..
— А вы, собственно…
— Скорее телефон!!
— Вы кто такой?! — опомнившись от его натиска, рыкнул Лазарев.
— Немецкий десант! Высажен немецкий десант, я обязан сообщить!..
— Десант? — даже Матвейчук шагнул к рыжему.
— Да, да!! Сейчас, здесь, близко!.. — рыжий обернулся ко второму человеку, в таком же комбинезоне и столь же грязному: — Саша, как это место?.. Как называется?..
— Каменный ручей, — не очень внятно произнес второй.
Емельян Васильевич Бутиков работал всю ночь — от вечерней зари до утренней. Авральная была работа.
Приплыв на Каменный ручей, Бутиков увидел, что вся луговина залита поднявшейся водой. Нынче весна была дружная, враз согнало снега, и половодье натворило делов. С луговины один стожок сена унесло напрочь, а другой, последний, подмок и тоже собирался отчалить по волнам.
До самого утра Бутиков перетаскивал сено к опушке леса, на недосягаемое для воды место. Устал. Ноги застудил до ломоты. А пришедши часов в шесть к берегу, обнаружил, что его лодки нету.
Нет, не сама отвязалась — под обрывом натоптано, борозда глубокая в песке, будто лося убитого волокли.
То-то Бутикову чудились выстрелы ночью. Хлюпая по колено в воде, занятый работой, он не шибко прислушивался. Да и мысли далеко были. Раздумывал о том, позволят ли ему хоть нынешним летом попасть на фронт. Опять вспомнилась злосчастная драка с землемером, и опять казнил себя Бутиков, — надо же, сколько беды вышло из-за глупости, из-за горячности… Отягощенный привычными мыслями, Бутиков далеко был отсюда. Однако же странные хлопки, донесшиеся из глубины леса, отметил.