«Нужно быть очень внимательным дорогой гарсон! Всякая мысль, что пытается ускользнуть за дверь, как только ты отвернешься, все же имеет немалый шлейф позади себя. Нужно только вовремя наступить» – примерно такими словами наставлял меня учитель. Его зовут Лев, но мне всегда приходилось обращаться к нему званием майстер. Это, возможно, намеренно корявое звание как нельзя лучше подходила моему учителю. По правде говоря, только я-то его так и звал, остальные обращались по имени, впрочем, и остальных-то было не так много. Разве что наш завсегдатай огненный Ник приходил как по часам ровно в полдень. Возможно, учитель и впрямь был еще слишком молод перед своим званием, ему было сорок лет на момент, когда я впервые появился в каморке алхимика. Ничего не упустили? Да он алхимик и то были райские времена для этого дела. Для всего делания, что они тогда задумали и украли у науки. В этом самом делании мистика так тесно увязана с эмпирическим познанием, что на первый взгляд кажется, что ее-то здесь больше. На деле же выходит наоборот, прежде чем произнести хоть одно заклинание необходимо сделать кучу всего того, что и без заклинания должно сработать.
Наша каморка, да я уже теперь могу назвать ее нашей, находилась далеко от центра города. Стоит признать этот город не всегда останется в своей черте и быть может центра не станет. Бывает ведь так, что маленькое теряется среди большого настолько, что положение его уже зависит от того насколько выросло большое. Мы ютимся в подвальчике достаточно большого сооружения и не известно чье это сооружение. Людей, что верят в заклинания, но совсем другого рода. А может только одного, того кому эти заклинания произносят. Вот снова к нам заходил пламенный Ник. Я говорил огненный? Пусть, он от этого сильнее не пострадает. Они говорили с майстером о разных книгах, трактатах и если о изумрудной скрижали я наслышан был о-го-го как, то о некоей Каббале узнал впервые. Эта как раз таки больше по части мистики, как оказалось. Майстер непременно знал о такого рода учении и более того, услышав от Ника одно только слово, дальше он был охвачен словно манией, восторгом. Уже позже я понял, как майстер хотел говорить об этом предмете, но все боялся заговорить первым. Когда же слова горящего (да это ему тоже подойдет) пустили на свободу мысли майстера, тот уже не мог не увлечься. «Создать жизнь! Вот истинная мощь», – и это был апогей в красноречии Льва (он же майстер). Учитель долго не говорил после этого и прервал молчание спустя огромную паузу Ник. «Можно родить ребенка» – не то в шутку, не то, в самом деле, предложил Ник. Майстер же напротив совершенно серьезно начал доказывать, что создание жизни не вовлекая провидение – есть высшая форма всей научной деятельности. Их спор продолжался долго, пока пламенный не ушел в свою излюбленную тему. Его ужасно манила ключевая задача алхимии – создание философского камня. При этом он всегда пояснял, что камень этот вовсе не должен быть камнем, его истинная природа огонь. Тут становится ясно, от чего Ник зовется огненным, пламенным и в таких вопросах непременно горячим.
Как и всегда, все остались при своих, спор не перетянул ни одну сторону ближе к другой. Однако это был спор интеллигентный, а потому в пылу словесного безумства можно было еще различить идеи и более того одну из них в последствии принял Ник. Удивительно, почему не Лев, но видимо тот просто обиделся, что тема Каббалы была поднята практически зря. Так или иначе, на следующий же день я услышал свое имя или просто некий зов тысячу с лишним раз. «Эй гарсон!» или « ну-ка сюда», «Гуль». Да, забыл представиться, меня зовут Гуль. Я не знаю, кто дал мне это имя и вообще я из тех ребят, что в шесть лет впервые узнают о том, что они каким-то образом появились на свет. После я прибился к алхимику и вот теперь веду рассказ о том, как мы лепим глиняное существо. Болван из глины должен однажды очнуться по идее майстера. Для этой цели мы прибегли к различного рода фокусам, доподлинно откуда взявшихся мне не известно. Намешанного было много, а еще в конце должна была прозвучать заветная фраза. Эту фразу майстер берег так, что мы не раз могли бы проверить, что у нас вышло в ходе эксперимента, но все сходилось на том, что учитель уверял, говорить надо тогда когда все будет сделано. Меж тем мы раз двадцать заканчивали дело и все ни как. «По меньшей мере, не хватает одного реактива. Кровь» – вот что сказал майстер, и вот что повергло меня в шок. Уже при этих словах я побледнел настолько, будто кровь моя испугалась и улетучилась из меня в ужасе. Ради этой цели в наш дом за отдельную плату поступило пара десятков доноров – мальчуганов с улиц. Несколько из них так и блуждали из угла в угол уже после всей церемонии. Глина в пропорции три к одному была смешена с кровью и вылепленный человек был весьма ужасен своей наружностью и все же походил на человеческое существо. Казалось бы все, можно запускать отточенный механизм, можно произнести сакральное «vita erit», но даже теперь учитель сомневался. Долго не заходил к нам пламенный Ник, но едва он появился на пороге, майстер попросил у него совета. Тот счел это жестом примирения и сказал то, что породило новую ссору – «для жизни нужен огонь». Прения на сей раз длились не долго, Ник ушел. Уж на следующий день майстер вдруг признал, что коллега был прав. Однако и его правоту он не счел принимать буквально, он выразился в том ключе, что кровь непременно должен гонять механизм типа мех, что раздувают огонь, и притом настолько живой, чтобы и вся душа его хранилась в этом месте. Момент озарения, не иначе и таким я его видел последний раз – маниакально воодушевленным.