Понял мастер, что тысячью неразрывных нитей связан он с рабочим городом, ставшим его большой судьбой, его единственной Обоянью… И он вернулся сюда, как возвращается человек к себе домой, где он всегда желанен, всегда необходим!
О КОМ ПИШУТ СТИХИ
На трибуну совещания передовиков промышленности поднялся смуглолицый человек лет тридцати пяти.
Сидевший рядом со мной сотрудник заводской многотиражки сказал:
— Рекомендую слушать внимательно. Интереснейшая личность. Король нержавейки. О нем у нас стихи пишут…
Но выступление оказалось довольно обычным. Было оно каким-то скованным, лишенным живых наблюдений.
Мой сосед виновато объяснял:
— Подсунули человеку какую-то сухомятину! Непременно побывайте у него на печи. Увидите, какой это орел!
…На печь я пришла в горячее для бригады время: шла подготовка к выпуску плавки.
Подручные сталевары лопатами бросали в печь раскислители. Из завалочных окон вырывались белесые чубы пара. На их фоне фигуры рабочих рисовались смутно, расплывчато. Рабочие словно сражались с печью, а та недовольно гудела: не дают покоя, мешают сосредоточиться!
Но где же хозяин печи, король нержавейки? Да вот же он, вот — стоит словно бы в сторонке и зорко следит за всем происходящим, изредка подавая короткие команды. В своей брезентовой робе, в войлочной шляпе он здесь не выглядит главным. Но именно он определяет ритм и задает тон слаженной и до минуты рассчитанной работы бригады.
Вот он подошел к выпускному отверстию печи, вонзил огненный шомпол, и кинжальной струей хлестнула сталь того непередаваемого слепяще-белого цвета, в котором сходятся все цвета радуги.
Сталевар смотрит на это рожденное коллективным трудом чудо, и лицо его словно светится изнутри. В нем и торжество, и гордость, и что-то нежное, отцовское.
В огромных ковшах сталь повезут для разливки в изложницы, напоминающие высокие граненые стаканы. Там ей предстоит «дозревать» — твердеть и обретать заданную структуру.
Я подхожу к сталевару. Но поговорить с ним не удается: бригада приступает к заправке печи для новой плавки. Уславливаемся, что подожду его: смена скоро должна кончиться.
Возле будки управления меня останавливает кудрявый парень. На его чумазом лице белизна крупных ровных зубов кажется ослепительной. Это подручный сталевара, молодой поэт из заводского литературного объединения.
— Хотите, прочитаю стихи о сталеваре, с которым вы сейчас разговаривали? — предлагает он. — Если бы вы знали, какой это мастер. Волшебник! Когда-нибудь о нем поэму напишу. Обязательно.
Мы отходим в сторонку, и юноша читает свои стихи — неровные, взволнованные и волнующие. И не просто читает, а будто передает мне ключи к пониманию души удивительного мастера, словно предупреждает: «Не проглядите главного, будьте зорки и внимательны!»
Во мне нарастает чувство тревоги: сумею ли я увидеть сталевара таким, каким видят его товарищи по огненной профессии и каким он является в живой, непридуманной жизни — обыкновенный человек, постигший тайны волшебства, один из тех, о ком пишут стихи?
ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК
У Саши Нефедова глаза повернуты к хорошему. Так сказал о нем старый мастер, отлично разбирающийся в людях.
Товарищи частенько подшучивают над Сашей, называя его «Солнечной стороной».
Солнечная сторона — любимое Сашино определение. Он считает, что у каждого есть своя солнечная сторона, надо только уметь увидеть ее.
Саша умеет. Вот, например, Лида Герасимова.
Незаметная, угловатая. Ребята редко задерживались возле ее станка. Подходили только по делу — резец попросить или помочь «прочитать» чертеж. Лида вечерний техникум кончает.
Однажды Саша сказал ребятам:
— Наша Лида могла бы играть княжну Марью в фильме «Война и мир». Глаза у нее удивительные — как светящиеся омуты.
— Смотри не утони! — иронически улыбнулся Витя Воронок. — А нам еще пожить охота…
Но Сашины слова запомнились. Стали ребята чаще подходить к Лиде — все-таки интересно заглянуть в глаза-омуты.
И действительно, глаза у Лиды оказались замечательными. Даже странно, что до Сашиных слов никто из ребят этого не замечал.
Скажи сейчас Вите Воронку хоть слово против Лиды — в драку полезет. Каждый день провожает ее после работы…
Конечно, бывает и так, что Саша ошибается: солнечная сторона при ближайшем рассмотрении оказывается теневой.