Выбрать главу

Памятник хороший. И место для него выбрано отличное: в широком зеленом сквере, где днем играет детвора, отдыхают пенсионеры, а студенты весенней порой листают свои конспекты.

По вечерам возле памятника влюбленные назначают свидания… Вот юноша в тщательно отутюженном костюме. В руке у него большая ветка белой сирени. Юноша нервничает, то и дело поглядывая на часы. В этом отношении ничто не изменилось: девушки опаздывают на свидание, как опаздывали в тридцатые годы. Вот только цветов тогда было мало. Разве что веточка дикого шиповника или цветок домашней герани, сорванный тайком от матери.

В Магнитогорске по-прежнему много молодежи. В цехах. На стройке. В научных лабораториях. Жизнь выдвигает все новые задачи. И молодежь берется за их решение с не меньшим энтузиазмом, чем тогда, когда строились первые мартены и домны.

Убеждена, что лет через двадцать на новой площади или в одном из магнитогорских парков непременно появится памятник с благодарной и лаконичной надписью:

«Комсомольцам шестидесятых годов от комсомольцев восьмидесятых годов».

А может, это произойдет десятилетием раньше или позже. Дело не в сроках, а в том, что у каждого поколения свои подвиги, свои песни и своя смена!

ЛИНИЯ ПОЛЕТА

Человека, который отдал Магнитке значительную часть своей жизни, нельзя назвать бывшим магнитогорцем, потому что где бы он потом ни жил, всюду будет испытывать силу магнитного притяжения этого удивительного города, где все как есть началось с нулевой отметки. И город. И завод. И десятки тысяч людских судеб.

Все, как с чистого листа, — необозримо широкого ковыльного простора, где слышались лишь крик орла да изредка протяжно-медлительная песнь кочевника: «Степь, ой, какая степь…»

Редко у кого из старых магнитогорцев не хранится как дорогая реликвия снимок, запечатлевший одинокого всадника. А вокруг только степь — и ничего более.

Вот она — нулевая отметка в ее живом воплощении! Этот снимок мне очень дорог. Он в числе немногих других вещей, всюду сопровождающих меня.

После недавней поездки в Магнитогорск прибавился еще один снимок, который я буду бережно хранить. Это фотография памятника брезентовой палатке, установленного на широкой площади, откуда отчетливо видна исполненная могущества и динамики панорама Магнитогорского комбината.

Эта панорама рождает чувство надежности, гордости и благодарной признательности людям, создавшим завод, уже давший стране свыше 150 миллионов тонн стали, людям, годами недосыпавшим, недоедавшим, изведавшим суровый неуют бараков и палаток…

И как хорошо сделали магнитогорцы, установив памятник брезентовой палатке!

Можно спорить о воплощении замысла. Лично мне брезентовая палатка казалась небольшим парусным судном, плывущим по степи. Ее прогибали ветры, хлестали бураны, но она сопротивлялась, боролась, дышала. А эта напоминает островерхую крышу, спокойную, неподвижную. Но рука с куском руды в раскрытой ладони — это красиво и символично.

Прекрасные слова начертаны на постаменте:

Мы жили в палатке с зеленым оконцем, промытой дождями, просушенной солнцем, да жгли у дверей золотые костры на рыжих каменьях Магнитной горы.

Это начало знаменитой «Песни о брезентовой палатке» комсомольца 30-х годов большого русского поэта Бориса Ручьева.

Дом, где живет Ручьев, находится поблизости и, так же как его творчество, обращен окнами к негасимому пламени, возвещающему рождение металла.

Этим же чистым светом освещена жизнь и другого старого магнитогорца, Алексея Леонтьевича Шатилина — одного из выдающихся металлургов страны.

Его судьба словно откована из сплава высокой прочности. Она проста и вместе с тем удивительна по своей нерасторжимой слитности с жизнью комбината с прошлым и настоящим Магнитки, а значит, и с ее будущим.

Он — живая страница ее истории. Даты пуска доменных печей для Шатилина — как дни рождения дорогих ему людей, как памятные вехи его биографии.

И вот что еще примечательно. Жизнь Алексея Леонтьевича настолько насыщена событиями и динамична, что каждая новая встреча с ним — как новое знакомство, новое чтение увлекательной повести с продолжением.

А знаю я Шатилина очень давно — столько же, сколько знаю Магнитку.

Приехал он на Магнитострой памятной осенью 1931 года с группой донецких комсомольцев, откликнувшихся на призыв ЦК ВЛКСМ принять участие в строительстве Урало-Кузбасса.