Прошло несколько суток. Утрата, в общем-то обычная для переднего края, перестала восприниматься остро.
Подсыхавшая на ноге корочка - экзема - дала новую вспышку. С разрешения Ширгазина я отправился в санчасть.
- На обратном пути заходи ко мне, - сказал он.
Врач Подберезкова, прибывшая в полк в августе, нравилась мне, поэтому после перевязки уходить не хотелось. Мне было еще невдомек, что Лариса Мефодьевна догадалась о причинах моей задержки. Она раскусила этого парня, то есть меня, еще при первом посещении, понимала, что не только раны тревожат пациента.
А теперь, разговаривая с печальными нотками в голосе, подошла и с неожиданной решительностью потянулась руками к моим плечам, готовая, кажется, охватить меня за шею и прижаться. За спиной у меня затрепыхались крылышки.
Ее слова оказались неожиданными еще более:
- Вам нужна девушка, капитан, очаровательное создание где-то ждет вас. А вы путаете адрес. Адрес прояснится - время еще не ушло. Ваше время наступит, должно наступить... - руки ее с плеч соскользнули, она отошла и отвернулась. Крылышки за моей спиной беспомощно повисли.
Вот так. Не берусь судить, как выглядел я в тот момент. Столь прямые слова, сказанные пусть мягко и доброжелательно, не могли не смутить - они опережали бесполезные объяснения и делали невозможной зарождавшуюся надежду. Слова отрезвляли, ставили меня на землю.
Я ушел, чтобы не продолжать трудную сцену.
У НП комдива встретились несколько незнакомых солдат.
- Пополнение?
- Так точно, товарищ гвардии капитан.
Комдив сидел за ужином.
- Чему научили вас на тех сборах - как лучше на немцев брехать?
На грубоватую манеру общения я еще не успел переключиться, поэтому меня слегка передернуло - я еще "витал".
- С наших пунктов, товарищ гвардии майор, можно организовать сопряженное наблюдение. Тогда точность засечки улучшится.
- А ну расскажи - как.
Я набросал схему и рассказал порядок работы.
- Дело говоришь, комбат, обязательно займемся. А теперь выбирай себе телефониста: Макаров или Шпулько.
- Шпулько - радист, - подсказал кто-то.
- Значит, забирай Макарова, радист мне самому нужен.
К себе я вернулся затемно с новым телефонистом.
На другой день мы занялись практическими делами сопряженного наблюдения.
Выследить минометную батарею оказалось непросто. Для этого понадобились терпение и настойчивость. Но через несколько дней мы отчетливо увидели дымки из ее труб и засекли с двух пунктов.
Этот день был последним, в ночь должны сняться и перейти в другой район. Разделаться с минометной батареей немцев нужно сегодня.
Мы открыли беглый сосредоточенный огонь по вражеской батарее внезапно, довернув на нее от репера, когда немцы вышли из укрытий и начали постреливать. И думаю - им не поздоровилось.
Залпы прозвучали в отместку за наших товарищей, пострадавших от их мины. Орудия наши били по обычной цели и выполняли рядовую задачу.
Наступление продолжается
Перемещение было недальнее.
187-й гвардейский артполк сосредоточился в. районе Будезиоры - это южнее города Вилкавишкис, - чтобы помочь прорыву частями 5-й гвардейской стрелковой дивизии на участке Кумец-1 - Кумец-2. Пехота нашей дивизии отводилась во второй эшелон корпуса.
Мысль о предстоящем деле, одном из последних, вселяла в солдатские души подъем и настрой - предстояло выйти к границам Восточной Пруссии.
С вечера майор Ширгазин собрал комбатов.
- Я надеюсь на вас, - сказал он, - даже если меня не станет...
Никогда раньше не терявший самообладания, сегодня он нервничал.
В землянке находились еще артиллерийский техник дивизиона Колесов, новый радист Шпулько и телефонист. В рации что-то шелестело и попискивало, она работала на прием. С делами было покончено, мы собрались уходить.
- Товарищ Колесов, - обратился комдив к арттехнику, - выкладывай свои богатства и подавай кружки. Задержитесь, комбаты.
Кружки и богатства были поданы на деревянный ящик из-под снарядов, заменявший стол. Комдив налил каждому понемногу. Он первый поднял кружку и взглянул почти весело:
- Разбирайте, пока угощаю.
Необычное приглашение комдива сперва смутило. Но согласились мы без отговорок. У каждого что-то скребло внутри, росло напряжение. Комдив неспокоен тоже, это видно по осунувшемуся лицу и воспаленным глазам. Под нашими гимнастерками расходилось тепло. Оно не вселило покоя, а притупило остроту ожидания.
Ширгазин возбужденно заговорил:
- У меня предчувствие. Никогда не было, а теперь гложет, зараза. Убьют, наверно... Или оборвут ноги, чтобы не ходил по белу свету, даже не ползал.
- Что вы, товарищ майор, - запротестовали мы, - это бабушкины сказки.
- Не сказки это... Я чувствую... А чувства сюда зря не за-хо-дят. Зря им здесь делать нечего. И ведут за собой эту... ее, шайтан... старуху с косой.
- Ну и хрен с ней, со старухой. Вам отдохнуть надо...
- Я ж-жить хочу... По-том от-дохну...
- Потом некогда будет, - вдруг вмешивается Шпулько.
Я с удивлением слушаю голос радиста, вступившего в разговор с офицерами. Жду реакции.
- Утром начало, Борис Шайбекович, - напоминает Шпулько.
- Да, да, начало, - неожиданно соглашается майор. - И правда, комбаты, идите отдыхать. И я тоже...
Он откинулся на лежанку и задремал.
Мы вышли. Скрутили по папиросе. Закрывшись полой плащ-накидки, прикурили от спички. Капитан Федяев ушел.
- Радист Шпулько уговорил майора быстрее нас, - сказал я.
Сурмин посмотрел на меня внимательно, потом ответил:
- Ничего удивительного, этот радист - девушка. В солдатской одежде трудно понять, кто этот радист, - девушка или парень. Она так же курит махорку и может при случае загнуть с верхней полки. Голос у нее грудной, низкий. Ее трудно отличить от других солдат.
- Не пристают к ней?
- Солдаты ее побаиваются и называют между собой Ниной-Колей. Получается ни то ни се. А майор держит ее около себя и покровительствует.
- Майор сильно сдал, жалуется на предчувствия. Такого и действительно могут убить.
- Это не первый день у него - сдают нервы. Убьют или не убьют - никто не может сказать заранее. Даже предчувствие. Утверждают, что предчувствие верный признак надвигающейся беды. Неправда. Оно может сбыться, а может и нет. Вероятность этого события равна половине, пятидесяти процентам. Когда событие сбывается, суеверы вроде бы торжествуют: а мы что говорили! И помалкивают, когда оно не сбывается. А как твое самочувствие?
- Я застрял мозгами в полковом медпункте. Новая врач...
- Брось думать о ней. Ларисе легче выбрать из штабников - они поближе. Чем не жених помначштаба или начхим?
- Сердцу не прикажешь...
- Выкинь из головы. И прикажи сердцу - ты солдат. Твои попытки обречены.
Капитан Сурмин, как всегда, прав. Я вернулся к себе и, управившись с делами, лег отдохнуть.
У Сурмина крепкая голова, он настоящий артиллерист, думал я.
В полку появились девушки. На их хрупкие плечи легли мужские обязанности связистов. Девушки были и раньше - их видели на театральных подмостках агитбригады и в медсанбате в роли медицинских сестер и санитарок. В медсанбате и на подмостках роль девушек понятна. А каково им придется на поле боя?
Думал о Ларисе, несколько мгновений покоившей свои легкие руки на моих плечах. Неизъяснимое волшебство исходило от этих рук... Она не сказала ничего обидного, а дала понять: не на ту загляделся. Тебе обидных слов не скажут, чтобы пощадить тебя и твое самолюбие: ты должен еще воевать.
...Когда закончился огневой вал, наступила относительная тишина. Под прикрытием огня артиллерии пехота прошла через вражеские окопы. Дальше лежала местность, свободная от видимых укреплений. Казалось - иди и оставляй ее сзади. Но так казалось. За каждым кустом, в каждой роще мог притаиться враг. Шум выстрелов удалялся и становился реже.
Я подождал, пока лейтенант Карпюк соберет свой взвод. Потом шли гуськом, прикидывая, где можно выбрать НП.