"Ура!" прокатывается трижды по рядам наших подразделений, собравшихся на короткий митинг.
Мы оставались в городе еще двое суток!
Штаб дивизии подводил итоги.
Штаб артиллерии и оперативное отделение находились в соседних комнатах.
Соседство удобно - не надо бегать и согласовывать или занимать телефон, все рядом. Взаимодействие пехоты и артиллерии начиналось отсюда, из штаба дивизии, из этих комнат. Взаимодействие соединило, слило в единое целое, стало привычным и продолжалось в полках, доходя до подразделений.
К утру нужны данные командующему артиллерией дивизии и объединенная сводка в корпус. Оперативники помогли - к ним стекаются сведения из полков, из отдельных батальонов и рот, от всех служб по самым разным вопросам.
Майор Молов углубился в бумаги.
Карта для командующего артиллерией дивизии готова. На ней цветными карандашами подняты - ярко разрисованы - объекты, уничтоженные дивизией, подавленные и захваченные. Полоса наступления сужалась к центру города, а вместила много: три форта на внешнем обводе и два - на внутреннем, 14 дотов, 18 дзотов и 12 линий траншей!
Старшина Карданов спит, укрывшись шинелью, на составленных стульях. Бывший сотрудник конструкторского бюро завода, а теперь чертежник и писарь, нужен здесь не менее, чем на заводе. Вместе с писарем оперативников они ведут журнал боевых действий - тот пишет с черновиков округлым мелким почерком, а Карданов готовит схемы, вклеивает их в журнал, украшает виньетками, изображая военные доспехи в окружении лавровых и дубовых листьев. И не только это... Он поработал над картой вечером, может понадобиться скоро, но будить его рано. Над сводкой следует подумать и подготовить черновик.
НШ кутается в шинель, наброшенную на плечи. Это привычка. На дворе не холодно - апрель, а Молову зябко.
Оперативники, те при долгих бдениях пьют крепкий чай с сахаром и много курят. Молов тоже льет чай, а махорочный дым не переносит. Дым через двери проникает в его комнату, табачный смрад мешает, отвлекает от дела - Молов прикрывает дверь и открывает окна. На улице свежее. Чай взбадривает ненадолго, он хорош, пока горячий, а потом снова хочется спать. Но спать нельзя. После полуночи стало тише, винтовочные выстрелы редки, и нужны усилия, чтобы собраться.
В сводке перечисляются уничтоженные виды вооружения противника и трофеи, отбитые в борьбе за город, всех наименований - 38. И в каждой строке - цифры, цифры...
Заводы - большие и малые, транспортные средства на железной дороге и на реке, средства личного и коллективного пользования, склады боеприпасов, продовольствия, вооружения, горючего, зерна, медикаментов, обмундирования, другого имущества... И солидный перечень оружия, взятого в бою.
В списке указаны также потери противника в людях: только убито и ранено 2300. А пленено? В ходе боя - 4100. При капитуляции принято еще 9200. Итого 15600 - полнокровная дивизия военного времени!
Если говорить о вкладе нашей дивизии, то она полностью разгромила Кенигсбергскйй полицейский полк, батальоны крепостной, саперный, батальон особого назначения и другие.
Наши потери с начала операции: убито - 134, ранено - 553 человека{9}.
Конец войне
Полк ушел из города в лес севернее, в район Штантау, на десяток километров в сторону. Прибыли туда вечером. В опустившихся над Кенигсбергом сумерках поднимался медленный и зловещий столб дыма, подсвеченный снизу багровым пламенем пожара.
Мы обустраивались и отсыпались в лесу, выйдя во второй эшелон фронта. Отдельные подразделения из состава армии, в том числе от нашей дивизии, ушли на полуостров и усилили 39 армию, получившую задачу ликвидировать земландскую группировку немцев, состоявшую из восьми дивизий.
13 апреля началась заключительная часть Восточно-Прусской операции, а 25 апреля она закончилась. Морской порт Пиллау был очищен от врага.
Наш полк в этой операции не участвовал. Мы налаживали боевую подготовку, успев почиститься и починиться, привести оружие в надлежащий вид. Остановка в лесу была временной - война продолжалась. В Прибалтике, севернее нас, прижата к морю крупная группировка немцев - около тридцати дивизий. На юго-западе разворачивалась битва на территории Германии, могучим валом приближаясь к Берлину. Наши силы могли понадобиться на том или другом из расчлененных фронтов.
2 мая нас подняли по тревоге. Не объясняя причин, приказали двигаться на восток по дорогам с твердым покрытием.
Что предстоит - Тукумс и Либава? Этого в полку никто не знал. Шли всю ночь, оставив за собой 50 километров пути. На дорогах в выбоинах плескалась вода, сверху наваливались надоедливые мелкий дождь и туман. А потом услышали:
- Отбой!
Разместились в небольших населенных пунктах и в фольварках злые от усталости, но обрадованные этим словом, сулящим отдых. Марш прекратили совсем.
На новом месте несколько дней жили обычной армейской жизнью, находясь в постоянной готовности к движению и предугадывая завершение событии на западе. Командир дивизиона, теперь не капитан, а майор Каченко, строго следил за поддержанием готовности и порядка.
Поздним вечером 8 мая, находясь на втором этаже своего штаба, я услышал шум стрельбы.
Что за шум? Выглянув в окно, увидел по всему полю автоматные трассы вверх, вспышки отдельных выстрелов, цветные огни поднимающихся ракет. Трескотня принимала необычный характер, вместе с ружейной стрельбой возникал нестройный хор голосов, заполняющий площадь:
- Ура-а-а-а...
Я к телефону: - Что?
- Победа! - выкрикнули в трубке из штаба полка. - Немцы капитулируют в Берлине!
Это была Победа доподлинная и полная. Солдатское "радио" всколыхнуло людей раньше меня. Сохранить спокойствие при такой вести было невозможно. В открытое окно комнаты я разрядил обойму пистолета и тоже кричал и обнимал сержанта Коробкова, подвернувшегося под руку...
Такой миг не повторится. Такое состояние бывает только раз - ликующее, массовое, захватившее людей неизъяснимой радостью. Говорить о нем, рассказывать об охвативших чувствах наиболее коротко и выразительно можно только так - через оружие...
Утро 9 мая вставало из-за горизонта огромным и горячим светилом.
* * *
- Товарищ капитан! - послышался голос док" тора Обского. - Я рад вас приветствовать по случаю Дня Победы.
- Спасибо, товарищ майор. В такой день разрешите поздравить и вас.
- Не успел сказать вам раньше, капитан. Сведения об убитых и раненых по дивизиону я возьму в штабе полка - вы не затрудняйте себя ими.
- Мне меньше писанины. Наши потери невелики, но они коснулись, к сожалению, всех категорий личного состава.
- Кенигсберг был твердым орешком - форты и доты...
- Нелегко пришлось. Жаль Жигарева...
- Конечно, напрасно он стремился поторопить события.
- Тела его не нашли, похоронить не сумели.
- Как? Вы не знаете?
- ...?
- Вы не знаете, что Жигарев подобран и отправлен в медсанбат? Он жив, но в плохом состоянии. Командир медсанбата говорил о нем.
- Вы сообщаете такую неожиданную новость, доктор!
- Да. Жив комбат и отправлен в госпиталь.
- А вот Рейхмана нет вместе с ним... Этому конец.
- Смелый парень был.
- Да.
Мы попрощались.
Выехавшая на дорогу машина ждала меня. В ее кузове люди пели песню.
Над головами в бесконечном своем движении светило солнце, посылая на землю и на нас благодатные лучи мая 1945-го.
Примечания
{1} ЦАМО, ф. 1236, оп. 1, д. 3, л. 50.
{2} РБ - радиостанция батальонная. Дальность ее действия рассчитывалась до 25 километров.
{3} Боевой комплект для 76-миллиметровой пушки равен 140 снарядам.
{4} Рокада - дорога вдоль линии фронта.
{5} Всего их было десять.
{6} ЦАМО, ф. 1236, оп. 1, д. 5, л. 49.
{7} ЦАМО, ф. 1236, оп. 1, д. 199, л. 74.
{8} ЦАМО, ф. 1236, оп. 1, д. 5, л. 101.
{9} ЦАМО, ф. 1236, оп. 1, д. 5, л. 62.