Но с голодом было покончено.
Буда Монастырская и высота 226. 6
Летом 1942 года ожидалась еще одна попытка гитлеровцев захватить Москву. На дальних подступах к ней после Московской битвы советские войска стояли полукольцом, ведя активные оборонительные действия. Однако гитлеровское командование главные усилия своих войск направило на захват Северного Кавказа и Сталинграда, чтобы лишить Красную Армию важных источников нефти, обойти столицу с востока, открыть путь в Индию, распахнуть двери к мировому господству.
16-я армия прочно удерживала оборону на рубеже, достигнутом в зимних и весенних боях. Части нашей дивизии занимали позиции в Сухиничском районе.
Передний край немцев проходил по ближнему краю деревни. Деревня стояла на уклоне, простиравшемся из немецкого тыла к ничейной полосе. Ниже, зарывшись в землю, оборонялись передовые подразделения нашей пехоты. Наблюдательные пункты артиллеристов и командиров стрелковых батальонов размещались примерно на одном уровне с Будой Монастырской.
У противника было топографическое преимущество - высота с отметкой 226.6, господствовавшая над местностью. С нее просматривалась наша оборона на глубину почти всей первой полосы, включая огневые позиции артиллерии.
Высота находилась слева от нас. А перед ней - обширная заболоченная низина. Болото считалось непроходимым, плохо охранялось, оно прикрывалось только огнем. Через болото могли пройти одиночки или небольшая группа людей, оно являлось своеобразным коридором для "общения". Наша сторона была усеяна листовками, сброшенными с самолета еще на снег. В них немцы предлагали русскому солдату переходить линию фронта и сдаваться в плен.
Наши сами выбрали к ним дорогу для "общения": в ночь на 28 мая группа конных разведчиков успешно выполнила ночной поиск, истребив до 20 гитлеровцев. Она захватила трофей - пулемет с патронами и привела пленного. Это был первый "язык" в дивизии. Через два дня другая группа из разведроты захватила второго "языка".
Мимо болота, через кустарники, протекала небольшая речушка. На луговине она заворачивала в район огневых позиций. Мы стояли недалеко от нее у поселка, прикрываясь от вражеского наблюдения с высоты 226.6 деревьями и уцелевшими постройками.
Изобретались способы обмана противника.
Устраивались ложные ОП артиллерии: из бревна делался "ствол", к нему фанерный "щит", "колеса", "лафет". Небрежно маскировали. Иногда такой номер удавался. Одна ложная ОП, сделанная нашей батареей, была обстреляна из орудий. Мы радовались:
- Вот лупят! Давай, давай, фриц, побольше выкладывай огурчиков.
Из-за наших спин вступала в "разговор" корпусная артиллерия: посты звуковой разведки засекали немецкие орудия, передавали координаты огневикам, те открывали ответный огонь. Это называлось контрбатарейной борьбой.
Не сидела сложа руки пехота.
Дивизионная газета "За счастье Родины" рассказала о развернувшемся снайперском движении. Оно стало одной из мер обороны, когда пулеметные роты готовили запасных наводчиков, а артиллеристы добивались взаимозаменяемости номеров. Инициативу проявил Н. Афанасьев, повар 3-го батальона Н-ского полка, призвавший через газету шире использовать оборонное затишье для охоты за гитлеровцами. Первым учеником Афанасьева стал Везбердев, командир стрелкового отделения. К концу сентября, когда проходил слет снайперов дивизии, на счету Везбердева было уже 90 фашистов. У него, в свою очередь, тоже появились ученики. Снайперское движение становилось массовым.
Мы были молоды. Удивительна молодость вообще, легко берущая на свои плечи любое бремя, коль оно стало необходимостью.
Нам, пришедшим в армию с началом войны, показались жесткими установленные в ней порядки. Неотдание чести, например, сержанту, своему брату, начальнику не столь великому, или старшине батареи каралось нарядом вне очереди, а окурок, брошенный на линейке лагеря, где мы находились после призыва, воспринимался чуть ли не как ЧП и мог повлечь за собой аврал батареи по уборке лагеря. За опоздание на два часа из увольнения в город, независимо от причины, опоздавшему грозил суд военного трибунала. Командир батареи курсантов Томского артучилища приходил в казарму и устраивал нагоняй дневальным: почему полоски свернутых простыней на кроватях заправлены кое-как, а не в одну линию? Грозный командир, старший лейтенант, обученный управлению огнем тяжелых гаубиц, с бечевкой в руках управлял в казарме простынями, выравнивая их при помощи дневальных, и придирчиво оценивал тощие подушки, поставленные на попа. Эти мелочи в сочетании со строевой подготовкой прививали дисциплину, учили четкости и обязательности, чего нам недоставало. Из нас делали офицеров.
На фронте на батарею мог заглянуть кто-то из старших начальников и придраться к любому отклонению от воинского идеала. Мы опасались таких посещений, так как не были уверены в непогрешимости подразделений - за недосмотр всегда отвечал командир, а требования оставались высокими.
Мы занимались. Находясь на закрытой ОП в устоявшейся и затянувшейся на все лето обороне, отрабатывали взаимозаменяемость номеров. Готовые к открытию огня в любой момент, изучали материальную часть пушки, другого вооружения, учились стрелять по танкам - по движущимся целям. Изучали уязвимые места вражеской техники. Артиллеристы знакомились со средствами пехоты: противотанковой ручной гранатой и бутылкой с зажигательной смесью. Учились пользоваться предметами химзащиты. И осваивали премудрости огневой службы.
Младший лейтенант Мятинов муштровал ездовых - учил их "рубить" строевым. Ему нравилось это дело. К ним на занятия приходил политрук Кунгурцев. Теперь лошади содержались в хорошем состоянии, выезжались попарно упряжками. Батарея готовилась к смотру, проверке - к выводке лошадей.
К нам на ОП пришел командир полка майор Евтушенко. Я доложил.
- Поздравляю с присвоением воинского звания "лейтенант"!
- Служу Советскому Союзу!
В начале июня был получен приказ о присвоении очередного звания большой группе офицеров полка. Лейтенантами становились Мятинов и Молов, старшим лейтенантом - командир батареи Клевко, капитаном - командир дивизиона Петрухин.
В одну из ночей мы снялись с позиций и совершили марш-бросок на левый фланг участка, миновав Думиничи. Там немцы угрожали ударом по нашей обороне вдоль линии железной дороги в направлении на Калугу. Фланг усиливался артиллерией. Запасные позиции с пристрелкой и инженерным оборудованием мы готовили в нескольких местах, и эти - в их числе.
Здесь нас под расписку ознакомили с приказом Верховного Главнокомандующего No 227, смысл которого сводился к требованию - ни шагу назад? Приказ был грозный и намечал ряд мер, предотвращающих отход частей Красной Армии.
Днем пристреляли первое орудие. Обычным способом построили веер, направив стволы других орудий параллельно первому. А вечером уточняли веер новым способом - по небесному светилу. Так называется любой небесный объект, и самый заметный из них - Луна. Ясная Луна плыла под небольшим углом к горизонту в юго-восточной части неба. При заданной установке угломера наводчики уловили ее правый край и держали на перекрестиях панорам, работая ручкой поворотного механизма. Светило заметно стремилось уйти с перекрестия, но к нему постоянно подворачивали. Потом общая команда "Стоп!" - и отметка по точке наводки, расположенной сзади. Веер должен получиться идеально параллельным. Огневики батареи проявили профессиональный интерес к необычному способу.
Наша общая любимица, небесное тело, далекая и загадочная Луна в этот вечер стала боевой помощницей.
После успешно завершенного дела мы курили, сидя на станине первого орудия, - я и его командир сержант Абрамов.
У Абрамова образование не велико - всего четыре класса начальной школы. Школьные науки прошли от него стороной.