- Ты знаешь, Петр Панкратьевич, что французский писатель Жюль Верн героев одной своей книжки отправил в полет на Луну?
- Фантазировал?
- Конечно. Но фантазия эта когда-нибудь сбудется. Людям интересно знать, что на Луне находится, как она выглядит вблизи.
- Добраться до нее непросто.
- Путешественники те выстреливались из большой пушки. Но невозможно построить такую пушку, которая разгонит кабину с людьми на очень большую скорость. Она должна вырваться из зоны земного тяготения, чтобы не упасть обратно на землю. А для этого нужна скорость раз в двенадцать больше начальной скорости нашего снаряда. Это будет около восьми километров в секунду.
- Н-да, вот это скоростишка...
- Но таких скоростей мы не имеем. Известно, что взрывчатка в момент взрыва сгорает со скоростью две тысячи метров в секунду, а для полета на Луну нужна скорость раза в четыре больше. Вот так-то. А один провинциальный учитель физики, он жил неподалеку отсюда, додумался, как выйти из положения. Этот учитель жил в Калуге.
- В Калуге?
- Теперь мы находимся на его родине и можем считать себя его земляками. Этот калужанин предлагает не стрелять из пушки, а лететь на ракете и разгонять ее постепенно, пользуясь обычным топливом, например, керосином. Мы стреляем - бах, и снаряд полетел. А керосин не бахает, он горит постепенно и все время толкает ракету, которая набирает нужную скорость и уходит за пределы земного тяготения.
- Толковый был тот учитель.
- Если доживем, увидим ракетную авиацию и кое-что .другое. А теперь вот наши "катюши" устроены по принципу ракеты.
Абрамов задумывается, бросает окурок, тщательно тушит его каблуком. Потом смотрит на небесное светило, плывущее над лесом.
- А что на Луне - жить можно?
- Жить на ней нельзя - нет воздуха, чтобы дышать. Это астрономы точно установили. А вот в других местах, на какой-нибудь звезде, могут быть живые существа, да только мы не знаем где.
- Интересно. Добраться бы и посмотреть.
- Доберутся люди, когда перестанут воевать.
Ученые теперь на войну работают, а не для науки. Война всем мешает.
- Да... Война здорово нас подкузьмила.
До начала превращения космической фантастики в реальность, до великих достижений практического разума оставалось полтора десятилетия.
Мы вернулись на основные ОП напротив Буды Монастырской.
В июле провели частную наступательную операцию для улучшения своих позиций. Ранним утром 7 июля одновременно с подошедшими артиллерийскими средствами наш полк начал артподготовку. К канонаде подключились минометы и пушки стрелковых полков, корпусники слали снаряды через нас.
Эти дни были жаркими не только по погодным условиям - на противника за 6 дней обрушено около 33 тысяч снарядов разного калибра. Лишь дивизионная артиллерия (наш полк) расходовала ежедневно более тысячи пушечных снарядов и до 350 - гаубичных.
Успех добывался трудно.
В первый день удалось зацепиться за передний край немецкой обороны. А к вечеру налетела вражеская авиация, пытаясь остановить атаки. Ее встречали дружным огнем стрелкового оружия. Но потом появились наши самолеты и облегчили обстановку. Дивизия впервые{1} действовала при поддержке своей авиации.
На второй день взята Пустынка, а на третий - Буда Монастырская. Позиции пехоты улучшились, цели были достигнуты. Атаки прекращены 12 июля.
Кроме солдат и командиров из пехоты через четыре месяца после начала боевых действий впервые получили награды 40 артиллеристов.
Наша батарея в первый же день потеряла телефониста Колонакова.
С передового НП он пошел восстанавливать линию и чуть не погиб. Его тяжело ранило, о чем он сообщил по телефону, соединив провода:
- Продырявили мои ходули, самому не дойти...
Нашли его в воронке от крупного снаряда, ослабевшего, потерявшего много крови, доставили на батарею.
- Со связью распрощаешься теперь, наверное? - спросили его.
Рядовой Колонаков ответил бледной улыбкой, упрямой, однако:
- Это временно. Ничего, зарастут - крепче будут. Еще на танцульки побегаем.
В один из ясных солнечных дней старший лейтенант Клевко сказал мне по телефону:
- Приходи на НП. Тебе пора копить боевую практику.
НП - глубокая квадратная яма на два с половиной метра по стороне, закрытая накатами из бревен. Стены ее были забраны досками. Для солдат лейтенанта Молова вырыта отдельная землянка, соединенная с НП перекрытой траншеей. Разведчики и телефонисты дежурили на НП поочередно. На нем стоит стереотруба, и рядом с топчаном телефонный аппарат.
Я смотрел на передний край. Через марево знойного дня второй половины июля видны развалины бывшей деревни, кустарники, отдельно стоящие деревья. Линии вражеских окопов различались с трудом, лишь в некоторых местах темнели пятна, лишенные зелени. Около одного из окопов возникли три фигуры в накидках, в полный рост идущие к переднему краю.
- Вижу цель! - доложил я комбату.
- Здесь участок сосредоточенного огня, СО-101, - подсказал Клевко.
Участок этот, как и другие, был хорошо пристрелян.
После трех одиночных откорректированных выстрелов по этой группе произошло редкое явление - прямое попадание снаряда в солдата.
Произошло это не в результате моего мастерства, а случайно, но я радовался удаче.
Комбат поздравил меня с меткой стрельбой.
В другой раз я рисовал ему панораму местности: ориентиры, характерные предметы, расставленные на соответствующие угловые величины. Получился пейзаж узнаваемый, похожий на натуру, с сеткой, нанесенной через десять делений угломера. Панорама потом дополнялась новыми пометками, служила комбату пособием в боевой работе.
Пребывание в обороне затянулось. И не было известно, кто начнет первым: противник или мы. А пока совершенствовались, укрепляли позиции.
Землянку мы вырыли глубокую - чтобы стоять в рост. Два наката из бревен заглубили на уровень земли, вынутый грунт уложили на накаты, а сверху - дерн для маскировки. Толщина перекрытия получилась более метра немецкий снаряд, даже фугасный, не возьмет.
Постепенно возвели перекрытия над орудиями. Ездовые в стороне от ОП откопали стоянки для лошадей, обезопасили их от случайно залетающих снарядов.
Вскоре наша ОП прошла испытание на прочность.
Для звукомаскировки мы практиковали одновременную стрельбу с первой батареей, а в этот день вынуждены были действовать одни - появилась какая-то срочная необходимость. Нас засекли. Огневой налет на батарею мы пересидели в блиндаже. А выйдя, увидели всю территорию изрытой воронками от снарядов 75-миллиметрового калибра, в том числе одну - на нашей землянке. Так убедились, что перекрытие - надежно!
Часовой рядовой Охлопков, якут, почти не знавший русского языка, теперь рассказывал, возбужденный только что пережитой опасностью:
- Немец - пах! Я падай. У-у-у-ух! Прямо ноги. А я ничего, целый. Охлопков показывал на воронку и рядом место, где он лежал, прижавшись к земле. Я похвалил его:
- Молодец!
Солдаты умели ценить матушку-землю и каждую ее складку, их защищавшую. Ведь и воевали-то они за эту землю!
В октябре пришел приказ о присвоении очередного воинского звания. Теперь на петлицах моей гимнастерки появилось по третьему кубику - старший лейтенант.
Осенью 1942 года из сообщений Совинформбюро мы знали о напряженных боях за Сталинград. Части нашей дивизии продолжали стоять в обороне.
Помню день, когда нас предупредили:
- Оставаться всем на местах, навести порядок, побриться-почиститься. В полку ожидается прибытие маршала Чойбалсана.
Маршал прибыл, но мы его не видели. В этот день мы стреляли по его целеуказанию.
Он был на одном из НП. Подойдя к стереотрубе, маршал выбирал участок обороны немцев и говорил:
- Сюда.
Дивизионом мы обрушивали огонь именно "сюда", заваливая участок беглым огнем по четыре снаряда на орудие.