— Ясно, — сказал Алешка, кажется, все еще не веря. — Усвоил. Ориентирчик не подбросишь?
— Возле церкви.
Вот ведь привязался!
День был по-настоящему весенний: тепло пригревало солнце, на улице дымилась земля, вчера развороченная колесами грузовика, и журчала вода в канаве.
Село казалось пустым. Военных почти не видно. Лишь изредка пробежит по улице солдат, видимо, связной, торопливо простучат по камню тяжелые солдатские сапоги, и снова станет тихо. Даже жители будто попрятались куда-то. Посетителей в библиотеке не было. Школьники, которые обычно шумной ватагой вваливались после уроков, и те сегодня не появлялись: торчали возле танков, что стояли замаскированные в садах. До книжек ли! Я не помнила еще такого тягостного дня, когда так ждала читателей, а они не приходили.
В тот день был всего один посетитель. Это был Алешка. Он вбежал, когда я собралась уже уходить. Из-под пилотки выбивались его волосы, будто золотистые языки пламени. Он увидел полки и шкафы с книгами, глаза его загорелись, как у мальчишки, увидевшего любимую игрушку.
— Шикарно! — проговорил он. — Старые, добрые, мирные книги...
Он вдруг стал растерянным, даже огорченным, будто то, что он увидел сейчас, было так случайно и ненужно. Но вот он снова сделался веселым и немножко бесшабашным и ни с того ни с сего спросил:
— А Миклухо-Маклай есть у тебя?
— Миклухо-Маклай? — Я растерялась от неожиданности. — Зачем тебе он?
— Хочется почитать. Жалко, если умру и не прочту.
— Смешной! Нет у нас Миклухо. Есть только Маклай...
Он не принял мою шутку, и я лишь чуть позже поняла, что сказала глупость, которая его обидела.
Он присел, стал листать книги, лежавшие на столе, листочки не хотели слушаться его толстых, грубых пальцев, трещали, и я боялась, что он порвет их.
— Мне раньше все разные страны снились, — заговорил он. — Где только я не был во сне! Северный полюс и джунгли. Огненная Земля и Страна гейзеров... Ох! А то знаешь, приснится такая чертовщина, какой сроду на свете не может быть.
Он встал, отвернулся к окну, проговорил со вздохом:
— А теперь снится только война...
В голосе его слышалась виноватость, будто он сам был повинен в этом.
Тут он увидел проходящего по улице командира, сорвался и убежал, помахав мне рукой. Я не знала, увижу ли его еще раз, придет ли он ночевать, но все-таки побывала у нашей учительницы географии. Ничего, кроме жалких и невнятных строчек в учебнике географии, у нее не было о Миклухо-Маклае.
Я постелила Алешке на полу, там, где он спал вчера, а сама легла на диване и на всякий случай не заперла дверь.
Мне приснилась чудесная Страна гейзеров, где горячая вода бьет из-под снега. Какой Алешка счастливый, если ему снятся такие страны!
Пришел он поздно, и я проснулась от скрипа дверей. Он даже не посмотрел на постель, что я ему приготовила, устало присел на мой диван, и я сжалась вся, но не ушла и не прогнала его. Я почему-то чувствовала себя виноватой перед ним. Может, потому, что он прошлую ночь спал на полу, что ел без хлеба свою тушенку, что в моей библиотеке не оказалось Миклухо-Маклая. И, желая сделать ему приятное, я рассказала, что только что видела во сне Страну гейзеров.
Он засмеялся обрадовано, а потом оборвал смех и сказал серьезно, совсем по-взрослому:
— Освободим мир, и буду я ездить и смотреть его. Вот уж пошатаюсь тогда вволю.
...Через два дня рано утром загудели танки, наш домик задрожал, точно в испуге, и все село заволокло голубоватым выхлопным дымом.
Долго после того, как ушли танки и ушел Алешка, дом наш все еще дрожал и во мне тоже все дрожало.
В одном из летних писем он как бы между прочим писал:
«Центральная пресса проявила ко мне некоторое внимание. Если пришлось прочитать... Не всему верь, что там понаписано. Я вовсе не о том думал, когда угроблял этих самых «тигров» и «пантер». Я думал о тебе и о Стране гейзеров, где из-под снега бьют горячие фонтаны и рядом с ними цветут чудесные фиалки, а может, какие другие цветы, я не знаю, но только очень чудесные».
Я пересмотрела все газеты, но ничего в них не нашла об Алешке. Пошла в район, и там в библиотеке просидела чуть не весь день, пока не натолкнулась в «Красной звезде» на короткую заметочку: «Немецко-фашистские войска, пытаясь вырваться из окружения, на узком фронте пустили до двадцати «тигров» и «пантер». Наши воины не пропустили врага. Рядовой Алексей Иванович Русин противотанковыми гранатами подорвал две самоходные пушки врага.
— Когда я бросал под гусеницы «пантер» гранаты, я думал о нашей великой миссии, с какой мы перешли рубежи Советской страны, — сказал Алексей Русин, когда генерал вручил ему награду...»