В этой связи заслуживают внимания признания представителей командования вооруженных сил США. Подсчитывая соотношение военных сил, они были далеки от политики. Их занимала чисто военная сторона вопроса. Тем характернее их выводы. Комитет начальников штабов еще летом 1942 года пришел к выводу: армия и флот США, равно как и другие союзники США, уже в период между 15 июля и 1 августа 1942 года располагали реальными возможностями для того, чтобы осуществить высадку в Северо-Западной Франции…
К наступлению лета 1944 года западные союзники имели превосходство по личному составу в три раза, по орудиям и минометам — в два, по танкам — в шесть, а по боевым самолетам — в 13 раз. Такое превосходство могло создаться лишь по одной причине: основные силы германской армии были скованы на советско-германском фронте. Как заметил американский историк С. Патрик, Германия проиграла вторую мировую войну на полях России, а не в живых изгородях Нормандии.
Черчилль же продолжал тратить энергию на то, чтобы убедить американцев перенести центр тяжести военных усилий в Южную Италию, Южную Францию, на Балканы. Черчиллю хотелось любой ценой не допустить выхода в эти районы Красной Армии, соединения ее действий с нарастающей волной освободительного движения народов, стремившихся взять свои судьбы в собственные руки.
Да и позиция Рузвельта не так уж разнилась от намерений Черчилля. Он также выступал за совместную с Англией оккупацию большей части Европы, в частности, занятие Северо-Западной Германии, а также портов Дании и Норвегии. Более того, президент США заглядывался на Берлин. «…Мы должны дойти до Берлина, — заметил он. — Тогда пусть Советы занимают территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты». Хотя справедливости ради надо сказать, что подобной одержимости, как у Черчилля, комплекса антисоветизма у Рузвельта не было. Будучи более реалистичным политиком, Рузвельт видел, что Красная Армия, поддерживаемая антифашистским движением народов, обладает всеми возможностями добить фашистского зверя самостоятельно, даже без помощи второго фронта. Уже после сражения на Курской дуге президент США вынужден был констатировать: «Если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то, возможно, будущей весной второй фронт и не потребуется». В момент наибольшего накала обстановки на Тегеранской конференции, когда еще раз предпринималась попытка сорвать намеченные сроки открытия второго фронта, американский президент твердо заявил: «Я возражаю против отсрочки операции „Оверлорд“, в то время как г-н Черчилль больше подчеркивает важность операции в Средиземном море».
Для западных государственных деятелей первостепенное значение приобретало в ту пору стремление воспрепятствовать дальнейшему росту политического влияния СССР в мире, повернуть вспять рост демократических сил, завладеть выгодными позициями для осуществления своей гегемонистской политики в послевоенный период. Изменить положение могло лишь немедленное открытие Западом второго фронта.
2
Рано утром 6 июня 1944 года развернулась наконец давно обещанная операция по открытию второго фронта, начавшаяся, как писал фельдмаршал Монтгомери, в обстановке отсутствия со стороны противника какой-либо реакции, «и это было настолько необъяснимо, что все движение казалось окруженным атмосферой нереальности».
С большим опозданием, за 11 месяцев до безоговорочной капитуляции Германии, правящие круги США и Америки открыли второй фронт. Он был открыт, когда становой хребет немецко-фашистской армии был уже сломлен Красной Армией. Английский историк А. Кларк в своей книге «Барбаросса» констатирует: «Русские могли бы самостоятельно выиграть войну или, по крайней мере, загнать немцев в тупик без какой-либо помощи Запада. Помощь, которую они извлекли из нашего участия… была явлением побочного, а не решающего порядка. Она повлияла, так сказать, на продолжительность борьбы, но не на ее конечный результат».
Между тем гитлеровское командование, продолжая верить в созданный им миф о неизбежности столкновения Красной Армии и вооруженных сил союзников, решило предпринять контрудар в Арденнах. Расчет на внезапность удара не был беспочвенным. «75 тысяч американских солдат на фронте от Эхтернаха до Моншоу, — писал американский историк Дж. Толэнд, — в ночь на 16 декабря легли спать как обычно… В этот вечер ни один из американских командующих всерьез не предполагал крупного немецкого наступления». А утром в расположение американских войск ворвался отряд из нескольких сотен гитлеровцев, переодетых в форму союзников, вооруженных американским оружием, и начал сеять панику в тылу противника. Пришедшие в замешательство американские войска не смогли оказать серьезного сопротивления. Беспорядочное отступление на ряде участков превратилось в паническое бегство. Как писал американский военный корреспондент Р. Ингерсолл в своей книге «Совершенно секретно», немецкие войска «…прорвали нашу линию обороны на фронте в пятьдесят миль и хлынули в этот прорыв, как вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали сломя голову американцы». Командующий 3-й американской армией генерал Д. Патон записал в своем дневнике 4 января 1945 года: «Мы еще можем проиграть эту войну».