Не перестаю удивляться вашей, г-н генерал, утонченной, а мне представляется, утолщенной фальсификации. Вам все грезится «девятый вал» оголтелых русских атак, в то время как в природе его и не существовало. Было другое: хорошо продуманная, последовательная, в духе суворовских требований подготовка штурма укрепленной первой полосы на всем ее протяжении. Все, о чем до сих пор шла речь, подчинялось этой главной задаче. Всю ее пронизывала суворовская мысль: «Быстрота и внезапность заменяют число». Тут уж не до вашего «навала».
За ученого двух неученых дают. Приобретенные в процессе тренировок знания и навыки создавали у солдата чувство уверенности в том, что он и в реальном бою сумеет справиться с любым заданием, преодолеет любое препятствие. А это и есть Суворовское понимание каждым своего маневра. Вот где таились ключи нашей победы, г-н Фриснер. Или говорить вам об этом так же бесполезно, как перед слепым жечь свечи?
Свои довольно невеселые мемуары вы назвали «Проигранные сражения». Название отражает сложившиеся ситуации на советско-германском фронте после Москвы, Сталинграда и других неблагозвучных для вашего слуха наименований. Что ж, надо смотреть правде в глаза, какой бы суровой и немилосердной она ни была. На двор явился 44-й, который, переняв эстафету у 43-го, начал по-настоящему все возвращать на круги своя, как бы проигрывать все в обратном порядке.
Давайте-ка честно это признаем. Ведь блестяще проведенный советскими войсками штурм не оставил вам никаких шансов на спасение. Победа была бесспорной, убедительной, впечатляющей. Это, кстати, признает и известный вам историк К. Типпельскирх, который в своих исследованиях весьма выразительно назвал главу: «Катастрофа немецкой группы армий „Южная Украина“ и выход Румынии из войны». Вы ее, конечно, читали, и мне нет надобности повторять, как все это было.
Ощущение этой победы у самих победителей пришло как-то не сразу. Уж больно ошеломляющим был успех, и надо было все внимание направить на полную ликвидацию окруженного врага, на стремительное продвижение в глубь румынской территории, на выход в предгорья Восточных Карпат.
Радовало и то, что за боевые отличия 126 соединениям и частям сухопутных войск обоих фронтов были присвоены почетные наименования Ясских, Кишиневских, Измаильских, Фокшанских, Рымникских, Констанцских и др. Думаю, от души порадовался бы генералиссимус Суворов, совершавший свои славные походы именно в этих местах, прослеживая связь времен, преемственность традиций русской и советской армий. Это бесспорно!
Таковы факты, г-н Фриснер. Против них, говорят, не попрешь. И тут мне хочется привести слова бывшей медсестры, а потом признанной поэтессы Юлии Друниной:
«Разве наша молодежь не должна почувствовать красоту фронтовой дружбы и задуматься над природой той высокой настроенности души, которая бросала человека на вражескую амбразуру? Ведь освободительная война — это не только смерть, кровь и страдания. Это еще и гигантские взлеты человеческого духа — бескорыстия, самоотверженности, героизма».
Тут, на этих прекрасных словах, можно было бы и поставить точку. А она не ставится. И просится с языка одно очень нужное, на мой взгляд, обращение к сыну незабвенного Кольки Красюкова.
Дорогой Николай Николаевич!
Помнится, мы расстались с тобой в Волгограде, когда тебе было годика три. Отец после своих боевых походов был еще в добром здравии, и ты своими пухленькими ручонками перебирал отцовы награды, коими была увешана вся его грудь. Теперь ты сам, видимо, уже отец, человек взрослых понятий и суждений. И если тебе, твоим сверстникам злые языки, просто лжецы или наши откровенные недруги скажут, что отец, его однополчане никакой, собственно, победы не одержали, только трупами устлали мать сыру землю, не верь им. Никакая подлость не способна омрачить величие одержанной Победы. Воевали они ладом. Воевали по совести, по сердцу и с умом. И потому доконали фашизм — самую темную силу XX века, и свет нового дня зажгли всем нам ныне здравствующим волею божьей. В этом уверяют нас и стихи поэта, их праведные строки: