Он тоже успокоился. Подошел к кровати и присел, так что их лица оказались совсем близко.
– Это очень мило с Вашей стороны, – мягко произнес он, – несмотря на то, что добрые чувства испарятся, скажем, дней через десять, когда Вас убедят в «ремиссии», либо через полгода, год, два, пять лет, – после того, как обследования будут раз за разом давать отрицательный результат.
В его словах сквозила такая печаль, что она не удержалась и дотронулась до руки, которой он держался за край кровати. Мужчина не убрал ее, но и не показал, что тронут ее участием.
– Почему же Вас нельзя поблагодарить за то, что Вы для меня сделали?
– Это стало бы символом Вашей веры, – холодно отозвался мужчина, – а ее уже нет, если она вообще когда-нибудь была.
Он поднялся и пошел к двери.
– Не уходите сегодня. Уже темно, дороги Вы не знаете. Увидимся завтра утром.
А утром дверь оказалась открытой. Постель заправлена, все белье, которым она пользовалась, – простыни, наволочка, полотенце, – аккуратно сложено на стуле.
Девушка исчезла.
Он вышел во внутренний двор и погрузился в созерцание бонсаи.
Лучи утреннего солнца золотили верхушку кроны, придавая изогнутым серовато-коричневым, казавшимся бархатистыми сучьям выразительность барельефа. Лишь тот, кто вместе с бонсаи проходит весь цикл жизни дерева, растит его, словно сына, – подлинный хозяин (есть еще владельцы, но это низшая порода), по-настоящему сознает существующую между деревом и человеком связь.
Бонсаи обладает индивидуальностью, поскольку это живое существо, а живому свойственно меняться, а еще стремиться развиваться согласно своим желаниям. Человек смотрит на дерево, рисует в воображении форму, которую оно должно принять, чтобы удовлетворить его чувство прекрасного, и начинает реализовывать свой замысел. Дерево, напротив, ограничено своими раз и навсегда закрепленными возможностями; оно погибнет, но не сделает чего-либо, не свойственного деревьям, никогда не нарушит времени, отведенного Природой на тот или иной жизненный цикл. Поэтому формирование бонсаи – это всегда компромисс, всегда взаимное уважение.
Человек не способен сам создать бонсаи; не может себя превратить в нечто, находящееся на стыке природы и искусства, и дерево. Всё должно происходить, основываясь на постепенновозникающихпонимании, воле к сотрудничеству, что требует долгого времени. Человек помнит свое бонсаи – каждую веточку, трещинку, каждую иголку – и часто бессонной ночью или когдавыдается свободная минутка за тысячи миль от дома чертитв памяти линию ствола или ветки и планирует будущее своего дерева. Используя проволоку, воду и освещение, траву, забирающую влагу, заслоняя определенную сторону тканью, прикрывая корни, человек объясняет бонсаи, чего он хочет. Если указания обозначены ясно, оно откликнется и будет послушно воле хозяина. Почти послушно. Ибо всегда существуют чисто индивидуальные отклонения от запланированной формы, возникающие как проявления чувства собственного достоинства: «Ладно, я сделаю так, как ты хочешь, но сделаю это по-своему». Иногда дерево может представить человеку ясное и логическое объяснение подобных отклонений, но чаще всего словно с улыбкой говорит хозяину, что, прояви он больше понимания и любви, мог бы избежать такого.
Бонсаи – живая скульптура. Ни одно изваяние на свете не творится так медленно, и порой неясно, кто создает его – человек или само дерево.
Он стоял уже минут десять, любуясь золотыми отблесками на верхних ветвях. Потом подошел к резному деревянному ящику и вытащил потрепанную тиковую тряпку. Открыв одну из стеклянных стенок павильона, он накрыл тканью землю и корни с одной стороны, оставив противоположную открытой для ветров и влаги. Возможно, через какое-то время – месяц или немного позже – один из побегов, сейчас старательно тянущийся вверх, уловит указание человека, а равномерное поступление влаги окончательноубедит его дальше растигоризонтально. Если нет, придется применить сильнодействующие аргументы: проволоку, бандажи. Не исключено, что даже после подобных доказательств дерево будет настаивать на своем варианте роста, и сделает это так убедительно, что хозяин откажется от задуманного плана. Так завершится непростой, терпеливый, обогативший обе стороны диалог.
– Добрый день!
– Ах, черт возьми! —рявкнулон. – Из-за Вас чуть язык не откусил! Я думал, Вы ушли.
– Так и было. – Она сидела в тени под стеной, повернувшись к павильону. – Но я задержалась, чтобы немного побыть с Вашим деревом.
– Ну и?..
– Я много думала.
– О чем?
– О вас.
– А сейчас?
– Послушайте, – решительно начала она. – Ни к какому врачу, ни на какие обследования я идти не собираюсь. Я не хотела уходить прежде, чем скажу это и увижу, что Вы мне поверили.