- В полном, - Дарина самодовольно улыбнулась. - Как видишь, я не ошиблась адресом. А шар был пустышкой, если хочешь знать. Я ничего в нем не видела.
Алисса помолчала, дожидаясь, пока успокоится бешено колотящееся сердце.
- Да, ты очень похожа на своего отца, - она подняла упавший плед. - Что ж, если ты уверена, что это поможет, я готова. Где алтарь, на который мне лечь?
- Ирония здесь неуместна, - Дара нахмурилась. - Это очень сложный обряд и требует большой подготовки. К тому же придется ждать удобный момент. Мы с Уной поймем, когда придет пора. А ты будь готова. Нам будет нужна вся сила Авалона.
- Подожди, у меня не сходится, - Алисса покусала губу. - Ты говорила об общем чувстве. Про меня ты угадала, признаю. С Уной тоже всё ясно. Но ты сама... Любовь к отцу — разве ее можно назвать страстью?
- Почему нет? - Дара прищурилась. - Ты по-человечески путаешь страсть и секс. Но для фейри страсть — это смысл жизни. Это согревающий огонь и одновременно — живая вода.
- А ненависть? Ты хочешь сказать, что мы трое сами себя ненавидим?
Дарина склонила голову набок.
- Ненавидеть себя — человеческая особенность. Фейри очень редко испытывают такой разлад с собой. И быстро с ним справляются.
- Вместо этого ты ненавидишь меня? - Алисса сжала пальцы под пледом. - Но ведь и ты не могла сказать им правду.
- Если ты дашь себе труд подумать, то поймешь, что у меня и Уны есть и другие причины тебя ненавидеть, - Дара выпрямилась. - До встречи.
Алисса подождала, пока туман заделает прореху в том месте, где растаял след Хранительницы, и пошла в дом. Почти сто лет она обманывала себя и всех остальных. Но кому бы стало лучше от правды?
- Я любила тебя, - Алисса остановилась перед портретом Ганконера. Он улыбался ей из-под растрепанной ветром пряди золотых волос. - Хотя и не так сильно, как ты заслуживал. И была тебе хорошей женой. Я никогда не ревновала тебя, даже к твоей проклятой флейте. Но Джарет... ты же понимаешь, что его невозможно вырвать из сердца. Ты и сам прощал ему всё, - Алисса погладила резную раму. - За что они ненавидят меня — и Уна, и Дара? За эту любовь? Но разве я одна такая? Впрочем, если это поможет вернуть тебя и Джарета, пусть ненавидят как можно сильнее.
В дорогу собрались рано утром, едва рассвело. Джарет отчаянно зевал по пути к машине, игнорируя Ариана, увлеченно продолжавшего урок. Ганконер прилежно запоминал за двоих. Однако вся сонливость Джарета испарилась, как только он увидел появившихся в дверях гостиницы лана с сыном. Ганконер подавил улыбку, заметив, каким цепким стал взгляд короля гоблинов.
- Лас Арак! - Ариан помахал рукой юноше и уселся за руль.
Кратос, дремавший на переднем сидении, открыл глаза и улыбнулся подошедшим.
- У мальчишки фиалковые глаза, - пробормотал Ганконер. - А у лана — серые, как и у его... братьев что ли? Никак не могу понять их семейные связи.
- Я тоже, - ответил Джарет. - А ты заметил, что мы ни разу не встречали здесь женщин?
- Заметил, - Ганконер вежливо поклонился Крастосу. Тот кивнул и подтолкнул вперед сына.
Арак широко улыбался, глаза его метались от Ганконера к Джарету и светились восторгом. Он протянул руку, потрогал волосы Джарета и что-то быстро сказал, посмотрев на отца. Джарет с недоумением приподнял бровь, уловил слова «птица» и «лас». Ганконер закашлялся. Крастас интересом глянул на него.
- Слова, - он пощелкал пальцами. - Ты... учить слова, да?
- Да, - под тяжелым взглядом Джарета Ганконер справился с душившим его смехом.
- Учить слова, - подхватил Арак и достал из висевшей через плечо кожаной сумки две небольшие новенькие книги в ярких обложках.
- О, вот это другое дело! - оживился Джарет.
На этот раз лан сел один, а его сын устроился между Ганконером и Джаретом. С увлечением, еще большим, чем у Ариана, он принялся перелистывать плотные страницы книжки, показывая на картинки и буквы.
«Видел бы нас кто-нибудь из Неблагого двора, - Ганконер кусал губы, сдерживая неуместное хихиканье. - Великий и ужасный король гоблинов учится читать по детской азбуке. И это еще не самое смешное...»
Джарет пару раз зло глянул на него поверх головы Арака, но от урока не отвлекался до полудня, когда машину остановили у небольшого придорожного трактира. За обедом Ганконер с удовлетворением осознал, что понимает уже целые куски фраз из разговоров, особенно если говорят не слишком быстро. А судя по напряженному лицу Джарета, ему язык давался с трудом.
Склонившись над своей тарелкой, Ганконер из-под ресниц следил за Араком. На вид сыну лана было лет двадцать, но вел он себя как непоседливый подросток и все, включая отца, воспринимали это нормально. Сколько же здесь длится человеческая жизнь? Он вслушался в болтовню Арака. Тот перескакивал с темы на тему, и Ганконер почти не улавливал смысла слов. Но вот, судя по взглядам, Арак принялся обсуждать Джарета. Ганконер почуял в интонации жадное нетерпение. Речь Арака, и без того быстрая, превратилась в скороговорку. Ганконер понимал лишь отдельные слова: «глаза», «волосы», «Лекка» - это прозвучало как имя, и снова «птица». Арак сделал паузу, допил сок и произнес уже медленнее, так что Ганконер всё понял:
- А мой первый выводок я не продам!
Лан улыбнулся сыну и произнес напевную фразу на незнакомом Ганконеру языке. Арак засмеялся.
Ганконер покосился на Джарета. Тот спокойно ел. Не понял слов или не уловил связи? Ганконер и сам не был уверен, что правильно понимает смысл происходящего. Но если он угадал, то дело очень плохо. И не само по себе, а потому что в него замешан Джарет.
После обеда за рулем Ариана сменил Кратос. Он повел машину медленнее, но пыль всё равно поднималась удушливой стеной. Дневная жара быстро всех сморила, хотя сегодня на солнце то и дело набегали облака.
- Что тебя так рассмешило утром? - Джарет едва дождался, пока лан с сыном задремлют.
Ганконер раскрыл перед Джаретом азбуку.
- Лас — это сын или ребенок, - он показал на картинку, где мальчик шел за руку со взрослым человеком, очень похожим на него. - По крайней мере, я так понял.
- Или это приставка к имени, означающая титул.
- Даже если так, фраза Арака звучала странно. Насколько я понял, он сказал, что ты похож на птицу. И что ты будешь его... вот этим самым ласом, что бы оно ни означало.
- Названным братом? - предположил Джарет.
- Ошейники, - вкрадчиво напомнил Ганконер. - Которые с нас не сняли и явно не собираются. И это еще не всё, - он перелистнул страницы. - Смотри, здесь нарисована какая-то птица, похожая на нашу индейку, и цыплята. А вот это слово, я думаю, означает «выводок».
- А почему не «наседка», к примеру? Или курица?
- Едва ли Арак занимается разведением домашних птиц.
Джарет выслушал пересказ разговора лана с сыном за обедом и окончательно помрачнел.
- Ты сделал те же выводы, что и я? - осторожно спросил Ганконер.
Джарет дернул бровью.
- Они, стало быть, заводчики, а мы — нечто вроде редких птиц для их экспериментов по селекции. Проклятье, почему мне никак не дается этот дьявольский язык?!
- Потому что нужно было меньше полагаться на свою магию и больше мозги тренировать. Совсем разленился за последние пятьсот лет.
- Угу, всего лишь пару раз спас вселенную, - огрызнулся Джарет. Но забрал книжки и принялся перелистывать.
Ганконер улыбнулся и закрыл глаза. Если подумать отвлеченно, их судьба в этом мире складывается пока что не худшим образом. Только бы у Джарета хватило выдержки. Притворяться он умеет, но захочет ли? До сих пор он вел себя почти идеально, но сколько еще продержится это затишье?