Она вскочила, не желая додумывать до конца.
— Ты права! Так и сделаем.
— Я рада, что мы сумели договориться, моя королева, — Нимуэ осторожно взяла ее руку и поцеловала.
В ресторане для всех накрыли один большой стол, но лан отсутствовал, должно быть, сидел с сыном. Зато его спутники наконец-то представились. Старшего звали Кратос, младшего — Ариан. Приставки «лан» у их имен не было. Еду подали разнообразную и такую вкусную, что изголодавшийся Джарет набросился на нее как волк. Ганконер пробовал незнакомые блюда более осторожно, но и ему понравилось, особенно запеченная рыба. Значит море действительно близко. Кратос ел рассеянно, погрузившись в какие-то непростые, судя по нахмуренным бровям, размышления. Ариан поглядывал на Ганконера и Джарета с любопытством и нетерпением, которое объяснилось за десертом. Едва ковырнув ложечкой фруктовый салат, Ариан выразительно постучал пальцем по столу и внятно произнес:
— Тек.
Джарет повторил и жест и слово. Ариан радостно закивал. И принялся указывать на все предметы, попадающиеся на глаза, называя их громко и четко. Кратос отвлекся от своих переживаний и что-то недовольно сказал. Ариан покраснел и начал урок сначала, снова указав на стол. Ганконер улыбнулся, покачал головой и с легкостью повторил все названия. Кратос поднял брови, явно впечатленный его памятью. Ариан немедленно воодушевился, получив подтверждение своим способностям учителя.
Обучение продолжилось и после ужина, причем разнообразием не отличалось. Ариан просто показывал на всё, что попадалось на пути. Они гуляли по гостиничному комплексу до тех пор, пока не стемнело, и Ариан не начал зевать. К тому времени словарный запас сидов обогатился полсотней слов. В том числе простыми глаголами вроде «есть», «идти», «стоять» и «прыгать». Джарет был не прочь продолжить, но Ариан с сожалением покачал головой.
— Спать.
Они поднялись на второй этаж, где находились жилые комнаты. Из одной двери выглянул Кратос и указал им на комнату напротив. Спальня оказалась небольшой, с двумя кроватями и столиком.
— Спать, — повторил Ариан, улыбнулся и закрыл за ними дверь.
— Красивый язык, хотя и непривычный, — Ганконер с блаженным вздохом вытянулся на мягкой постели.
Джарет подергал ручку двери.
— Надо же, нас не заперли.
— Наши хозяева даже мысли не допускают, что мы захотим сбежать, — Ганконер подложил под спину подушку и сел. — И они правы, бежать сейчас было бы полнейшей глупостью. Но система рабства здесь своеобразная. Те русоволосые, которых мы видели в фургоне и на рынке — это, по-моему, целая раса рабов. Но в ходу и «штучный товар», как ты изволил выразиться. А мы относимся здесь к весьма малочисленной и очень редко встречающейся расе.
— К вымирающей, я бы сказал, — Джарет тоже лег, забросив ноги на спинку кровати. — Должно быть, Исчезнувший остров затонул. Вулкан или землетрясение — мало ли почему гибнут острова в море. Но кто-то из тех фейри или полукровок от них, выжил. Иначе бы язык не сохранился.
— А может, остров недавно сгинул?
— Нет, тогда бы нас сразу узнали. Этот мир достаточно технологичен, значит новости должны распространяться быстро.
— Нам нужно выучить не только устный язык, но и письменный, — Ганконер посмотрел за окно, где в небе горели незнакомые звезды. — А потом раздобыть карту мира. Карту, деньги и ключи от ошейников. Именно в такой последовательности. Хотя, возможно, ошейники с нас снимут, когда сын лана придет в себя? Не верю, что в этом мире у людей нет понятия о благодарности.
Джарет фыркнул.
— Понятие, скорее всего, есть. Вот только применимо ли оно к рабам? Ладно, давай спать. Спросим совета у подушки.
На Авалон невозможно проникнуть незаметно. Алисса прислушалась к изменившемуся шелесту листвы. Кто опять явился по ее душу?
— Доброго дня владычице Яблоневого острова, — возникшая среди деревьев Дарина слегка склонила голову.
— И тебе доброго дня, госпожа Хранительница.
Алисса вежливо поклонилась. Спокойствие, только спокойствие. Дара не могла разобраться в происходящем так скоро.
— Что привело тебя ко мне?
— Ты знала правду о бале Тысячелетия.
Алисса заставила себя посмотреть прямо в раскосые глаза полубогини, обычно голубые, а теперь потемневшие до грозовой синевы. У Джарета такой особенности не было.
— Это звучит как обвинение, но я не понимаю, в чем?
— Я не обвиняю, а просто констатирую факт.