До заката солнца шел Барумов по перегону. Пора было возвращаться. Уставший, сел в пригородный поезд. Он удовлетворенно смотрел в окно, отмечая знакомые полосы. Было приятно встречать убегающие назад при отсветах вечерней зари дружные рябиновые костры.
Скоро Кузнищи. Он уже представлял, как придет в общежитие и сразу — в душ; станет отфыркиваться, думать о вкусном ужине, о прохладной постели; радио, что над кроватью, будет приглушенно доносить музыку…
На одеяле белела записка: «Тов. Барумову. Завтра утром явитесь в красный уголок на совещание. Дементьев». Все желания вмиг исчезли. Даже не подумав об ужине, пошел в контору. Уборщица мыла пол в коридоре, и дверь была открыта. Набрал по телефону квартиру начальника.
— Утром на совещание, — коротко подтвердил Дементьев.
— Да ведь я только начал знакомиться с участком. Не знаю всех насаждений…
— Успеете, еще познакомитесь.
И в трубке запикало.
«Даже в мелочах не получается как хочешь! — с досадой подумал Павел. — Впрочем, действительно еще успею… Исключения захотел для себя! Хорош работник, скажут…»
Красный уголок размещался под одной крышей с конторой дистанции. На стене около двери висели ярко намалеванные самодеятельным художником тексты повышенных обязательств. Рядом в толстой золоченой раме — доска Почета. Все фотокарточки под стеклом, под каждой подпись.
На Барумова смотрели застывшие, темные от загара лица трактористов, рабочих, мастеров. Павел попробовал найти этих людей среди присутствующих. Но нет… В первом ряду, во втором, в третьем лица чаще всего полные, белые, словно эти люди не бывали на жгучем порывистом ветру. Это, видимо, работники конторы. Да и совещание, видимо, организовано только для руководящего состава.
Барумов поймал на себе любопытные взгляды. К нему присматривались — новенький.
Начальник дистанции Дементьев пришел, когда ему доложили, что люди собрались и можно начинать. Он сел за стол, обтянутый красным сатином. Ему, привыкшему не к таким мизерным совещаниям, не к такому помещению и оформлению зала заседания, непривычно сидеть близко, лоб в лоб с теми, кто разместился в первом ряду. Сколько совещаний уже провел здесь, а привыкнуть не может. Неудобно как-то…
И еще: Андрей Петрович устал… Такое впечатление складывалось от его вида. Очень уж медленно он открыл папку, пододвинул верхний листок.
— Начнем работу нашего с-совещания.
«Как человек может!» — удивился Павел. Позавчера в кабинете голос начальника был совсем другим. Бас тот же. Но не было глубины и шипящей затяжки, что появилась сейчас, когда произносил букву «с»: …с-совещание…
Будто звук застрял в зубах. Надо бы раскрыть рот пошире, и тогда звуку легко выйти на волю. Но хозяину так угодно, сквозь зубы.
— Проверим, кто прис-с-сутствует на нашем совещании… Заместитель начальника дистанции Зимарин?
В середине заполненных рядов поднялся сухощавый блондин лет сорока пяти.
— Вы чего затес-с-салис-сь в самую тес-с-сноту?
— Не все ли равно? И здесь надо кому-то сидеть, — ровным голосом ответил Зимарин.
— Ну, смотрите, это ваше дело. Можете садиться.
По холодному взгляду Зимарина чувствовалось, что его коробит от такого разрешения.
— Так-с… Начальник участка Тамочкин?
Из первого ряда вмиг подскочил к красносатиновому столу невысокий кругленький мужчина. Узкий воротничок ядовито-желтой рубашки выпущен на воротник серого пиджака, наголо очищенная от волос круглая плешина извилисто зашпаклевана с висков редкими с проседью прядями.
— Здравствуйте, товарищ начальник! На участке все благополучно!
— Хорошо… Почему до сих пор не предс-с-ставил отчет о наличии пос-с-садочного материала?
— Отчет готов, товарищ начальник! Почтой послал.
— Почему почтой? Сам бы мог принес-с-сти. Покажи черновик.
— Я, товарищ начальник, поручил технику. И черновик там. Но я вернусь, проверю. Я всыплю, ежели что! Это уже не в первый раз! Я ему всыплю…
— Хватит! Где отчет, спрашиваю?
У Тамочкина пересохло в горле. Дементьев остановил непроницаемые глаза на потерявшем способность разговаривать начальнике участка. Тамочкин склонил голову, шея стала бордово-красной.
— Еще подобный факт — и награжу строгим взысканием. И посмотрю, способен ли дальше возглавлять участок.
— За что, товарищ начальник? — еле слышно спросил Тамочкин. — За несчастную бумажку?