— Ну, понял? Ты ж танкист-тракторист, чего тебя учить? Садись и работай.
— Погоди, — просил Гришка. — Боязно с первого раза браться за рычаги.
— Ну, тогда и ты погоди.
Жорка достал папиросы.
— Устал, понял? День-деньской в железной коробке. Теперь ба туда на часик, и воскрес ба.
Он указал на высокие густые посадки, обступившие железную дорогу на крутом повороте. От посадок до места установки опор густо лопушился конский щавель, под ветром волновались поляны серо-зеленых метелок дикого овса.
— И по лугу пошататься бы тоже хорошо. Понял? А что за жизнь такая, за весну ни разу в луг не ходил. Иль в лес.
Он курил быстрыми короткими затяжками, спешил накуриться и передохнуть.
— Кончай разминку! — закричал снизу, с земли, Тузенков. — Сколько можно болтовней заниматься? За что сверхурочные платят?
Жорка без всякого внимания посмотрел на него, курнул и обратился к Гришке:
— Не люблю крикунов. Понял? У нас не такой начальник. Смотрит долго-долго, потом как хлестанет словом, аж рубец на душе вспухнет. А этот больше для себя кричит. Знаю таких. Это чтобы себя показать, а не чтобы дли дела. Понял?
Опять затянулся папиросой, то ли дразня Тузенкова, то ли действительно отдыхая.
— Люблю ходить по лесу. Ты женатый? А я не сумел пока. Особо люблю, чтоб цвело. Зайдешь, и так сразу появляется охота, чтоб с девкой рядом. Хорошо! Природа какая! И чтоб пообнимать… А тут прет от свово пота в железной коробке.
Он посмотрел в открытую дверь. Стоит Тузенков, ждет, Вообще-то неудобно. И он и люди ждут. Целая бригада. Те, что пришли котлованы чистить, давно уже возятся как жуки. А эти, что будут заниматься установкой, сидят и ждут. Каких только людей не пригнали! Связистов, вагонников, из живой защиты… Ждут.
— Ну, давай, что ль? — обратился Жорка, глядя на рычаги. — Всегда начинай вот с этих. Понял?
Его толстые ладони привычно легли на блестящие шарики. Стрела крана мягко наклонилась над обочиной железнодорожного пути. Рядом с готовым котлованом лежала серая гладкая опора, толстый комель был облит черной смолой.
— Зацепили? — крикнул Жорка. — Понял? Чтоб на пять метров с гаком от конца! По центру тяжести!
Тузенков подбежал, складным металлическим метром проверил высоту захвата.
— Пошел! — скомандовал он.
Опора сдвинулась, поплыла над черными концами шпал.
— Отпускай!
Мужчины подналегали на неуклюжий комель в размягченной на солнце смоляной кожуре. Тупой конец ткнулся в стену котлована, пополз, оставляя вогнутую полосу от сдвинутой вниз влажной глины. Готово. Теперь установка по отвесу. Жорка в этом деле собаку съел. И с одной стороны подтянул опору, и с другой. Как угодно, так и поставит. Впрочем, не такое уж хитрое дело. Глаза есть, голова, руки, — каждый сумеет. Лишь бы не торопился.
— Понял? А? Пошамать бы. Не хочешь? А то я с утра самого, кишка кишке рапорт пишет.
Жорка спрыгнул на землю с газетным свертком в руках.
— Ты чего? — набросился Тузенков.
— Минуточку… Я по-быстрому. Какой из меня работник без этого? Силы откуда возьмутся?
— Ну и работник… Подарочек! — ругался Тузенков.
Глянул на Гришку. Тот осторожно трогал рычаги, задрав голову на поднятую стрелу. Чуть тронет и улавливает, куда она качается. Если посильнее на рычаг, то и стрела, значит, соответственно…
— Матузков! Нечего прохлаждаться! Пусть крановщик покраснеет, давай без него!
Гришка охотно ухватился за рычаги. Куда и робость пропала. Мотор деловито заурчал, готовый принять большую нагрузку. Звякнули гусеницы, расплющилась под ними сочная стена из дикого овса. Кран медленно пополз вдоль насыпи. Только стрела сильно качалась. Когда вверх-вниз, то будто бы одобряла Гришкино управление, когда вправо-влево, то не соглашалась с неопытным механиком.
Остановился на ровной площадке. Лучше не сыщешь. Гришка прочертил в воздухе полукружье, точно остановил стрелу над новой опорой, лежащей у очередного котлована. Мужчины завозились у металлических зажимов, Тузенков засуетился, отмеряя пять метров до центра тяжести..
— Поше-е-ел!
Радостно было чувствовать послушную машину. В опоре три тонны, а кран взял ее как соломинку. И понес, подняв под облака. Поне-е-е-ес! — закричал бы Гришка, если бы не было поблизости Жорки. Для него это пустяковина. Вот, подумает, мальчишка…