Что же такое скоростники? Хотя и понимал, что это мало касается его, но знать-то об этом надо. Не работать же вслепую.
Можно обратиться в депо, но казенного разъяснения Павел не хотел. Вечером Гришка Матузков повел его к паровозному машинисту. Живет этот Гришка в Кузнищах без году неделю, а знакомых — как у старожила.
Остановились у дома с палисадником, забитым зарослями флоксов. Дорожка от калитки до веранды была выложена красным кирпичом. Приятно идти по такой дорожке. Будто специально для гостей — ковер в елочку из красных прямоугольников.
Было холодно, а во дворе девушка развешивала выстиранное белье в одном платьице и в растоптанных туфлях на босу ногу. Невысокая, тоненькая, платье темно-коричневого цвета с белым воротничком. Наверное, осталось со школьных времен. Еще бы фартучек с крылышками да бантик в волосы.
— Ты… опять?! — и удивленно и угрожающе обратилась она к Гришке.
— Пардон, мадам, — расшаркался Гришка. — Во-первых, не к вам. Во-вторых, к Якову Сергеевичу. А в третьих, почему бы и не к вам? Счастье, оно внимания требует… Только слишком уж нос задираешь, мадам.
Девушка взглянула на Павла и ушла в дом.
— Хороша-а… Пытался птичку поймать, осечка вышла. Выходит, не тот товар предложили. Разбирается. На врача, в городе… Домой на практику приехала. В больнице… Тс-с-с…
На пороге вырос хозяин дома, Яков Сергеевич. Он был совершенно лыс. На плечи наброшен серый пиджак с темными масляными пятнами на рукавах.
— Ко мне? — Голос хрипловатый, басовитый.
Яков Сергеевич спустился к молодым людям, каждому подал руку.
— Прошу в дом. А по какому делу, собственно говоря?
— Извините, Яков Сергеевич, они вот, то есть новый начальник участка на нашей дистанции товарищ Барумов, они вот желали бы с вами, то есть напрямую, без всяких протоколов на бумажке.
— Ну и что?
— Яков Сергеевич, я насчет движения скоростников. Хочется поближе с этим делом… На транспорте не работал еще, только начинаю. А с меня уже требуют.
— Скоростники? Ну, я скоростник. Не очень-то высокая материя. Впрочем, в депо объявлено, что это самое новое, самое лучшее, самое передовое…
Барумову показалось, что Яков Сергеевич потешается. Зачем это «самое», «самое»?
— Мне бы попроще…
— Можно попроще. Скажу прямо: дело это сто́ящее. Но у нас, в Кузнищах, так повернули, что… А почему вы не обратились к начальнику депо?
— Почему? Я уже слушал своего начальника, Дементьева. По правде говоря, мало понял.
Яков Сергеевич потер ладонью лысину — холодно! Зябко передернул плечами. И вдруг с сердитой решимостью уставился в глаза Барумова.
— Не с расспросов да с разговоров надо начинать. Я, другой, третий наговорим с Арарат. Слышал, что это такое? Большая гора. Вот я один из тех самых скоростников. Личное обязательство имею, стремлюсь, чтобы накатать полторы нормы… Приходи утром на станцию, садись на паровозе рядышком со мною и — гляди. Своими глазами. Умнее будешь, чем после разговоров-переговоров. Сделаешь поездку, и хватит с тебя.
«А ведь это самое лучшее, — подумал Павел. — Быстрее войду в курс дела».
На том и порешили.
За калиткой Гришка оглянулся, метнул взглядом по занавешенным окнам.
— Не вышла! Даже к окошку не прилипла. О-о-от птичка… Во, брат, как люди высоко ценят себя!
— Тебе одной мало? — усмехнулся Павел.
— Одной — за глаза! Но эта… Чутьем своим чую: огонь! Самородок! Блеск сплошной!
Гришка досадливо причмокивал и сокрушался.
Утром Барумов был на станции. У нарядчика депо узнал, когда поедет Яков Сергеевич и с какого парка. Пошел по путям в поисках поезда. Шпалы белыми поперечинами выделялись на черной, залитой мазутом земле. На них от мороза выступила мелкая искристая россыпь. Под подошвами похрустывало, на шпалах оставались тусклые округлости следов.
По путям хлопотливо сновали маневровые паровозы, разминая на земле влажный утренний дым. Автоматические сцепки звенели, тормозные башмаки, притиснутые к рельсам вагонными колесами, ползли со скрипучим визгом, от них несло дымной вонью и горелым железом.
Якова Сергеевича нашел около паровоза. В руках молоточек на длинной ручке. Он осматривал колеса, постукивал и прислушивался к звенящему звуку.
— Сейчас поедем, — сказал он.
Павла посадили на деревянный ящик, набитый концами для обтирки паровоза. У правого окна разместился сам машинист — Яков Сергеевич. Он нахлобучил на лоб форменную фуражку, высунулся в ожидании сигнала отправления. У левого окна — помощник машиниста Игорь Шкарбанов, высокий, угрюмого вида парень. Вытер тряпкой водомерное стекло, посмотрел на вздрагивающие стрелки приборов. Выглянув в окно, протянул руку и цепко сжал деревянную грушу на тонком тросе. Два раза дернул ее, и два раза над паровозной будкой вместе с белыми султанами пара вырвались к небу короткие гудки.