— Отцепи. Пусть воздух…
Беляев мигом вскочил на подоконник. Ворвалась горячая волна, опалила худое лицо больного. Вместе с воздухом влетел настырный шмель и заметался по углам тесной палаты.
— Яков Сергеевич, вас в книгу Почета депо занесли, — торжественно сказал Беляев. Молодой, полный, с круглым загорелым лицом, в белой нейлоновой рубашке, он выглядел неуместной роскошью рядом с больничной, по-казенному неуютной постелью. Он ожидал, что Вендейко сейчас поблагодарит за внимание и заботу.
— А почему ты говоришь об этом? Тебе поручили? Кроме человека не нашли?
— Н-ну, как сказать… Наши товарищи забыли сказать…
— Из-за этого и остался?
— Нет, Яков Сергеевич, у меня важное дело. Личное. Нет, не совсем личное. Я решил вступить в партию. У вас рекомендацию прошу. Уж вы-то меня знаете. Не раз вместе были первыми в депо.
— Знаю… Значит, в партию захотел?
— Пора. Созрел, так сказать.
Яков Сергеевич вздохнул и сразу же поморщился — больно. Легкие изнутри надавили на ребра — и вот награда за неосторожный вздох.
— Созрел… А почему ты захотел? Зачем это тебе?
— Ну, как… — растерялся Беляев. — Зачем все вступают?
— А кто это «все»?
— Ну, как… Вы, я, остальные.
— Ишь ты… В одну кучу…
— Я заготовил, Яков Сергеевич. Вам не до писанины, вот я и заготовил. Только распишитесь. Ваша подпись заменит десять рекомендаций. Только и разговору в депо: не оставил машину, до последней минуты принимал меры спасти поезд… Небывалый вырос авторитет!
— Он у меня всегда был. Ты не замечал, собою любовался. Скоростник… Сознательные должны в партию… Что же ты не восстал против незаслуженной похвальбы? Сколько раз меня и других на прикол ставили, чтобы ты один километры накручивал…
— Надо, вот и накручивал.
— Видишь, какое понятие… А как, по-твоему, больше пользы? Когда несколько человек обскачут других иль когда на немножко, но обязательно все перевалят за норму, за серединочку?
— Дело не моего ума.
— Вот видишь, какой ты… С партийным уставом не в ладах. Не подпишу я твою заготовку.
Беляев побагровел. Ему, лучшему машинисту, такая пощечина?!
— Ну знайте: другие подпишут!
— На чужом авторитете в партию задумал въехать…
Глаза Беляева испуганно забегали.
— Да вы что, Яков Сергеевич! Родней приходимся. На свадьбе вместе были!
— Помню. Уходи…
— А я все равно!.. — Беляев вскочил со стула, хлопнул по ноге бумажкой, скатанной в трубку.
Яков Сергеевич поморщился — опять неосторожно вдохнул много воздуха, чтобы сказать: «Какая польза будет от тебя!»
Ни прощального рукопожатия, ни пожелания быстрого выздоровления. У двери багрово-красный Беляев двинул вперед левым плечом, растолкав стоящих на пороге Павла и Елену.
Якову Сергеевичу вновь стало плохо.
— Что будем делать? — с притворной ленцой в голосе спросил Осипов.
Он ничего не приберег для главного удара. Все, что увидел на линии, узнал от людей, что передумал за эти дни, — все выложил Дементьеву и Тузенкову.
Обессиленные долгим волнением, они сидели перед начальником дороги, неспособные оправдать свои поступки.
— Молчите?
У Осипова равнодушное лицо. Будто все, что говорил сейчас, нисколько не трогает. Врет! Дементьев это отлично знает. Он также знает, что у него в голове готово решение. Готово, а спрашивает, да еще так спокойно, будто советуется. Бесполезно, бессмысленно что-то говорить ему, отвечать. Все готово! И проект приказа разложен по полочкам, и наказания припасены. А спрашивает. Не о чем говорить, товарищ начальник дороги. Объявляйте, что надумали. Хватит чужие нервы на кулак мотать.
— Думаете отделаться молчанием?
— Где уж… молчанием… — со вздохом ответил Дементьев. — Разрешите заняться Москвой. Пробью. Снимут где-нибудь строительно-монтажный поезд. Что один для страны? А нам спасение. Каково дороге без технической реконструкции? Все в стране реконструируется, не оставаться же дороге на старых рельсах.
— Та-ак, Москвой надумали заняться… Совместно с Москвой вопросы решать… А не кажется ли вам, что тянуться к Москве такими руками рискованно. Лучше бы вплотную занялись реконструкцией своих мозгов. А то с этим делом, смотрю, задержка получилась.
И эта мысль Осипова понятна Дементьеву. В министерстве обязательно узнают о причинах крушения, будут упоминать фамилии. Кто пойдет навстречу бракоделу? Поручить Дементьеву важное дело в такой момент не означает ли заранее заготовить провал?