— Сынок, — сказала мать, заглядывая Павлу в глаза. — Володька Тузенков приехал. Совсем, говорят, с чемоданами. В лесхоз, говорят, ездил насчет работы. Отказали. Некуда, говорят. Бумаги у него ктой-то видел, плохие бумаги, говорят. Вот и некуда.
— Насчет бумаг я знаю.
Павел сел рядом с отцом. По-быстрому выпили, закусили.
— Вы тут в больницу почаще.
— Господи! — Евдокия Сергеевна всплеснула руками. — Он еще наказывает… Иль мы нехристи, иль совсем чужие! Ты бы Ленке своей строго-настрого, чтоб к нам, как домой.
— Она знает.
— Ну, сыночек, с богом.
Сели кто где хотел. Евдокия Сергеевна посмотрела на Павла, на Ванька, на Егора Матвеевича. И вдруг всполошилась.
— Ванюшка! А ну, от печки подальше. Давай рядком на сундук. Вот так. Печали без того хватает. — Опять посмотрела на всех, помолчала. — Ну, с богом.
На улице, у дома Тузенковых, Павел увидел Вовочку. Он стоял в яркой полосатой куртке и в таких же штанах, поражая соседей невиданным в селе костюмом. Из кармана пижамы торчала тоненькая книжка. Тоже понимать надо. Не каждому дано шиковать, вроде бы на курорт заявился.
Завистливым взглядом он проводил Павла и Ванька до самого поворота у нового добротного сруба Михейкиных…
Прощально качались тополя под летним ветром. Сиротливо стало Ваньку в Кузнищах. Отца нет, сестры нет, бывшего закадычного друга Матузкова Григория на глаза не надо. Прямо с поезда пришел в военкомат, получил синий пакет. Потом заставили расписаться за воинское требование на бесплатный билет.
Ванек расстроился. Он мечтал служить в артиллерии, в авиации, в мыслях рисовал огненные картины запуска дальних ракет. А получилось хуже некуда. «Где работал?» — спросили. Странный вопрос. Где коренные кузнищевцы работают? Конечно, на железной дороге. «Ну и служи в железнодорожных войсках», — сказали.
Наслышался Ванек об этих войсках. Да и кое-что увидеть довелось. В Кузнищах солдаты строили воинскую погрузочную платформу. Сначала проложили путь: песочек, щебеночка, черные вонючие шпалы, да такие тяжелые, что на них смотреть противно, потом — рельсы, костыли… Потом укладывали из камней отвесную стенку, такими же камнями устилали ровную платформу… Ничем не отличались от обычных путейцев. Одно только название — солдаты. И погоны без всякой красоты: черные-пречерные, точно других желдорвойскам не хватило. Правда, эмблема хороша. На ней все есть. Красненький глазок звездочки, якорь, крылья. Но идти служить из-за одной эмблемы…
Дома сидеть спокойно не мог. Постоял в одной комнате и чуть не заревел от тоски. Зашел в другую, поглядел на фотокарточку матери на стене и почувствовал, как слезы застлали глаза. Каждую комнату замкнул, подергал за ручку — надежно ли? Вышел во двор. Пусто. С легким чемоданом заспешил по дорожке, выстланной красным кирпичом в елочку. На улице оглянулся. «Счастливо!» — мысленно пожелал он самому себе.
Чего не хотел Ванек, все же случилось. Едва поднялся к барумовской квартире, как открылась дверь Матузковых. Вышел сам Григорий. Удивился, увидев Ванька, протянул руку. Ванек отвернулся.
— Ты чего-о?
— А ничего… Вернусь из армии, пришибу за отца.
Гришка сощурил глаза.
— На работу спешу, а то бы разъяснил.
И уже снизу лестничной клетки донеслись гулкие слова:
— Салажонок!.. Понимал бы…
Ванек смолчал.
У Павла был приготовлен прощальный обед. Колбаса нарезана толстыми колесиками, у яиц скорлупа отдиралась вместе с белком. Кое-как изжевали по одному крутому яйцу, остальное Павел сунул Ваньку на дорогу. Взял со стола прямоугольный сверток и тоже кинул в полупустой чемодан.
— Механическая бритва, в подарок. Пригодится. Ключи принес?
Ванек вынул из кармана звенящую связку.
— Тебе бы лучше у нас жить. Чего пустую квартиру караулить? А там все-таки дом.
— Я тоже так думаю. Поживу, пока Яков Сергеевич вернется.
— Знаешь, что еще? На моей кровати увидишь солдатский ремень. Гришкин. Отдай обязательно, не хочу в должниках.
По улице шагали с молчаливой сосредоточенностью. Не дойдя до вокзала, Ванек остановился. Он предчувствовал, что у поезда не выдержит, расплачется.
— Знаешь что… Зачем будешь время терять? Все равно уеду.
«Стесняется, — подумал Павел. — На вокзале, наверно, рыженькая…» Пожал руку, подождал, пока Ванек торопливо, будто скрываясь от преследователей, мелькал в привокзальной толпе. И уже приходили мысли о работе. Как там?..
Но слишком рано Павел хотел отключиться от последних событий. Вечером получил телеграмму: Яков Сергеевич умер…