Андрей Петрович открыл конспект. А надо ли объяснять? Сколько проводится лекций, бесед — и никаких объяснений. Нет, все-таки надо…
— Во всей стране сейчас проходит техническая реконструкция. Такое уж наше время. Прежний технический уровень не удовлетворяет нужд бурно развивающегося народного хозяйства. Многое коснется и железнодорожников. Пройдет время — и основные направления нашей магистрали будут электрифицированы. Работа предстоит большая. Дело это государственной важности. Разумеется, коллектив нашей дистанции не останется в стороне…
Кажется, для начала неплохо. Андрей Петрович посмотрел на слушателей. В первом ряду — люди из мастерских. Газосварщик, он же токарь и подсобный рабочий, безотказный Митя Сысоев. Большой, полный, спокойный, даже слишком спокойный. Он бездумными глазами смотрел на расстегнутый воротник рубашки Дементьева, и было непонятно, слышит ли? Рядом с ним плотник Шурупов, худой, сутулый. Это — инвалид войны. Под лопаткой у него сидит осколок. Раза три в год он ложится в больницу, отдохнет немного — и опять за работу. Что за терпение у человека? Сколько раз видел его Андрей Петрович над электрическим рубанком смертельно бледным, обсыпанным бисером пота. Почему-то нельзя было вынуть осколок, вот и мучается человек. Это не плотник, а золотые руки! От Шурупова на почтительном расстоянии, чтобы не выпачкаться опилками, сидела Лидия Александровна, с глазами, полными четкого понимания важности начатого разговора. За ними во втором и третьем рядах расположились конторские. Потом два слесаря, тракторист, неизвестно почему оказавшийся в мастерских, потом опять из строительной бригады. Все люди знакомые, всех изучил. Иначе трудно было бы работать, не зная людей…
— Перевод тяги на электровозную даст огромнейшую производительность труда и экономию средств. Если взять только нашу дорогу, то это будет выражаться в следующих цифрах…
«А ведь слушают, — мелькнула мысль. — Видно, материал берет своей новизной. Что ж, и это неплохо».
— Ежедневно вступают в строй новые предприятия. К железнодорожникам предъявляются растущие требования. Удовлетворить их можно только электровозами. Надо повысить скорость движения поездов. Но для решения такой задачи хорошо организованного соревнования скоростников мало. Без новой тяги, как говорится, не сдвинемся с места…
Откровенно и широко зевнул Митя Сысоев. «Этот небось и над тарелкой с кашей дремлет», — подумал Андрей Петрович. Он забыл, что слушатели не смыслят ни в типах электровозов, ни в преимуществе длинносварочных рельсовых плетей.
Никто не перебивал, не громыхал сиденьем. Отвык Андрей Петрович говорить длинные речи. Даже вспотел. Он вытер лицо батистовым платком, привезенным женой, закрыл тетрадь.
— А теперь… какие вопросы?
В красном уголке стало необычайно тихо. Слесарям да плотникам от такой тишины ни жарко, ни холодно, а вот конторским неловко. Народ тонкий, понимает, что надо бы проявить интерес к лекции. Но о чем спрашивать? Брякнешь невпопад, только на посмешище выставишься. А начальника жаль… Тревожно, с надеждой во взгляде смотрел Дементьев на конторских и ждал. Неловко! Даже смотреть друг на друга неудобно.
— А электрички у нас будут? — решилась все-таки Лидия Александровна.
— Электрички пойдут такие же, как на Московском узле, — хмуро ответил Андрей Петрович.
— Товарищи! — стремительно подскочила к столу Лидия Александровна. — Разрешите мне, как члену месткома, от вашего имени горячо поблагодарить Андрея Петровича за очень интересную, содержательную лекцию! И попросить начатое дело продолжить! Найти время и еще раз выступить перед нами с новой лекцией!
Благодарно стиснула руку Андрея Петровича. Раздались жидкие аплодисменты. Все было как требовало приличие.
Мрачным вернулся в кабинет Андрей Петрович. Несладко сознавать, что первый выстрел получился холостым, и не где-нибудь, а в своем коллективе. Но почему?
В холодной конторской тишине особенно резко чувствовалось одиночество. Некому доверить свои прикидки на будущее, никто не скажет, в чем ошибся.
Не так действуют умные люди. Всякие собрания, лекции, мероприятия надо организовывать. Вызвал бы парторга, профорга, объяснил бы, что за лекцию будет читать. Потребовал бы самую малость: настроить нескольких человек, чтобы выступили со своим мнением. Пустячное дело, а в красном уголке видели бы тот живой интерес, который вызвала лекция.
Он сидел за столом, погруженный в нелегкие раздумья. Подсознательное чувство нашептывало: ты же хотел первой пробы, теперь знаешь, с чего начинать…