— Вот бы пьянка была!
— Пьянка пьянкой, а вот работа наша и квартирный вопрос — дела серьезные. Если, конечно, думаешь на моем участке работать, я устрою.
— А чего искать? Не семейный, зарплаты пока хватает.
— Так вот, Григорий, давай по-серьезному. Нам вместе работать долго. Давай помогать друг другу. Тебе ничего не стоит подписать.
Гришка досадливо сплюнул в окно.
— Опять… Ну чего пристал? Помогать, я понимаю, делом, а не брехней.
Тузенков отслонился от Гришки.
— Ни черта не понимаешь!
— А не понимаю, так и не приставай.
— Никто не пристает… Вот прикажу — и подпишешь. Думаешь, начальника участка нет?
Гришка промолчал. Он не сводил глаз с дороги, о чем-то думал. На переносице обозначились морщинки, будто проработал сутки без отдыха.
— Кулаком начинаешь перед носом?
— Напоминаю.
— Насчет начальника знаю. А все равно не подпишу. На твой приказ плюю вилюшечкой с верхнего этажа.
Сказал спокойно, рассудительно. Что ж, на упрямых Тузенков тоже упрямый. Полез в полевую сумку, достал свернутый вчетверо лист.
— Останови.
— Переезд пока открытый, надо проскочить.
Что ж, резонно, Тузенков подождет. Трактор уже свернул на каменный настил, как перед самым носом красными кругами замигали спаренные фонари, тотчас перегородил дорогу куцый, в красно-белых полосах шлагбаум.
— О-от… не успели! — проворчал Гришка.
Поезда еще не видно. Сзади подъехал самосвал, к нему прилип черный мотоцикл с коляской. Стоять пришлось долго. Промчался один поезд, шлагбаум не успел подняться, а с обратной стороны показался встречный состав.
— Не все ль одно стоять? Займемся делами.
— На переезде водителю отвлекаться нельзя, — официальным тоном заявил Гришка.
Лениво поднялась полосатая преграда. Переехали. На дороге в сторону черной пашни Гришка свернул на заросший летом ребристый след гусениц. Трактор остановился.
— Ну, чего?
— Подписывай. — Тузенков швырнул бумагу на колени тракториста.
Гришка раздвинул ноги, бумажка провалилась к педали.
— Поедем или постоим? — наивно спросил он.
Тузенков посмотрел в его нахально открытые глаза, почувствовал, что надо ломать немедленно. Иначе опоздаешь.
— Имей в виду, в моих правах испортить твою биографию.
Ожидал, что угроза взбеленит Гришку. Начнет орать, псих свой показывать. Тогда и надо укладывать на лопатки, дожимать. Но Гришка сидел так, словно угроза не касалась его. Сидел и, чуточку вытянувшись вперед, поглядывал, как малолетка из детской коляски.
— Лошадь на четырех ногах — и то спотыкается. Где-нибудь напорешься. Придешь кланяться, чтобы выручил. Все припомню…
А он по-прежнему поглядывал да языком шарил по зубам своим, будто мясо застряло.
— И на зарплате отразится. Одну и ту же работу могу расценить и так и этак. Предупреждаю, потом не жалуйся. Оправдание себе всегда найду.
Гришка повернулся круто, и тогда заметил Тузенков, как жестко смотрели его глаза.
— Иди ты… знаешь!
— Материться вздумал? Хулиганишь! — зашипел Тузенков. — Коллектив участка подводишь… Можем занять первое место, а ты — палки в колеса. Подписывай! И сразу дело пойдет по-иному.
— Эге… Подожди продавать шкуру, сначала убей медведя.
— Перестань! Издевательства не прощу. Если не подпишешь, отстраню от работы.
С пристальной отчужденностью уставился Гришка на Тузенкова. Резко пнул ногою в дверцу, стекло задребезжало.
— Не такие гладили — и то не привадили.
И уже на земле издевательски откланялся:
— Не тарахти, дорогой, нынче год не такой…
Сплюнул, отвернулся и пошел к переезду. За насыпью куда-то исчез. Видимо, спустился на дорогу, что вела к балке.
Остаться без тракториста не страшно. У Тузенкова есть штрафник-калымщик, вместо которого пришел Матузков. Только помани пальчиком, и он вмиг вскочит на трактор, да еще кучу благодарственных поклонов навалит.
Но что делать с неподписанным обращением? Старый тракторист без раздумья подмахнет, но и продать для него труда не составит. Лишь бы выгодно. Ни стыда ни совести у человека. При нем даже говорить рискованно, не только заваривать кашу.
Остальным рабочим Тузенков тоже не очень доверяет. Не успел еще раскусить каждого. Хорошо бы иметь человек пяток самых близких. Сами подписали бы и на собрании остальных потянули. Но пока что нет таких.
А что случится, если вообще без рабочих? Он начальник, а не какая-то пешка. С рабочих за весь участок не спросят, если что случится, а с него шкуру снимут. На совещаниях обычно протоколы не спрашивают. Неужели Дементьев усомнится? Рабочих на совещание Тузенков не возьмет, мастерам в Кузнищах тоже делать нечего. Пусть занимаются посадкой полос. Это же страшное везение, что случайно узнал важную весть у Барумова, что потом Дементьев был благосклонным и не отверг добровольную услугу…