— Поехали! — закричал Гришка.
Только так ему хотелось подкатить к заветному дому. Только так должны являться на свидание настоящие мужчины.
По закоулкам, по узким вилючим улицам со старыми водоразборными колонками на перекрестках машины гуськом подъехали к низенькому, начавшему врастать в землю, домику. Стены когда-то были ошелеваны, но время уже покрыло доски серо-зелеными лишаями. Наличники на окнах еще сохраняли деревянные кружевные каемки, обновленные тусклыми белилами.
Гришкина машина осторожно подползла под самые окна. И тотчас шофер начал сигналить длинно-предлинно. Вслед за первой начали гудеть и остальные машины. Шоферы смеялись, понимая Гришкину затею.
Медленно, будто не такое это простое дело, Гришка открыл дверцу, выбросил одну ногу, подождал, потом вторую и уж затем вылез сам. Облегченно вздохнул, расправил грудь, большими пальцами щеголевато поддел под ремень и двинул с живота за спину складки гимнастерки. Посмотрел на небо. Что-то не понравилось, поморщился. Достал из кармана заранее приготовленные деньги, небрежно, не глядя, будто с такими пустяками возиться не пристало, сунул шоферу. Предупредительный жест красноречивее слова, — нет, нет, сдачи не надо. Пусть знают, каков он — Гришка!
Мягко откатила первая машина. Под окнами заголубела вторая. Вышел Ванек Вендейко. Он готов был прыгать до неба, хохотать, плакать от восторга. Еще ни разу в жизни он не появлялся у девочек вот так, как сейчас. Только после этого узнаешь цену самому себе! И все он — Гришка. Вот что значит «век живи — век учись». Есть чему поучиться у Гришки! Смеялся бы сейчас, прыгал бы Ванек, если бы… опять не Гришка. Старшой знает, как надо вести себя. Вот так, Ванек Вендейко. Солиднее держись, недовольнее будь всеми окружающими. Только тогда уважать будут встречные и поперечные. И Ванек посмотрел на небо, кисло поморщился. Потом сунул руки за ремень, начал сгонять за спину складки помятой в машине холстинковой рубашки.
Гришка щедро расплатился и со вторым шофером. Но последняя машина вдруг начала пятиться назад, развернулась и поехала.
— В чем дело? — кивнул Гришка в сторону шофера, не пожелавшего получить плату.
— Я рассчитался, — ответил Павел.
Он стоял у забора и смеялся, не боясь обидеть Гришку.
— Прошу в дом, — указал Гришка на калитку глазами хозяина.
Но Павел не сдвинулся с места.
— Я понимаю, — насупился Гришка. — У тебя свое на уме, а у меня свое. Зайди, а то неприлично, в окно видно все.
От калитки зеленым сплошняком густел сад. Ряд вишен, ряд яблонь, между стволами коряво кустился крыжовник. Но сад в последние годы потеснили: к дому прилепили пристройку — две небольшие комнаты, веранду с отдельным входом.
В этих комнатах жили девушки. Сколько их — трудно сосчитать, куда ни глянешь — одни кровати.
Первой встретилась маленькая, рыженькая. Вроде бы застеснялась нежданных гостей. На голове под прозрачной косынкой белели дырчатые бигуди — не успела навести красоту. Однако из комнаты не выходила, а с любопытством ждала: к кому из девчонок заявились новенькие?
Гришка вытянулся, сделал под козырек и ущипнул рыженькую за кончик уха с пустяшной сережкой в мочке. Было понятно, что с ней отношения панибратские. Напряженно вытянулся Ванек, со второй попытки тоже поднял ладонь к своему виску, но ущипнуть незнакомку не решился. Кто знает, что из этого получится. Гришке все сходит, он мастер на все руки, позавидуешь.
Тоненькая беленькая девчушка вскочила с кровати, торопливо взбила подушку, шустро окинула взглядом пуговицы на своем халатике. Все в порядке. И только тогда глянула на Гришку. А тот выжидал, когда будет удостоен такой чести. Не потянулся перед ней и не козырнул. После раздумья, стараясь быть по-прежнему игриво-разболтанным, церемонно поклонился, прижимая правую руку к сердцу. И все видели, Гришка по-особому корежится перед беленькой. Присмирел, хотя и думает, что посторонним незаметно. Ванек на что малолетка — и тот чутьем догадался: перед этой не надо кривляться.
Дальше по комнате Гришка не пошел. Он круто повернулся и представил:
— Имечко — Павел, фамилия — Барумов, званье — инженер. Новенький, только что со сковородки. Будет у нас работать. Прошу любить и жаловать отныне и во веки веков…
— Здравствуйте, девушки, — сказал Павел. «Зачем я здесь? — сердито упрекнул он себя. — Участвовать в Гришкиной клоунаде?»
— Здрас-с-те, — разноголосым хором отозвалась комната.