С вокзала Владимир Анатольевич вернулся в контору. Наталья Ивановна гремела стульями, наводя порядок в производственном отделе. Обрадовалась, увидев Тузенкова.
— Мо-олодой человек, скоро Новый год…
— Знаю, — ответил он, открывая кабинет.
— Напиши-ка открыточки. — Достала из кармана газетный сверток, зашуршала, развертывая.
— Для вас я не молодой человек, а начальник дистанции, — объявил Тузенков.
Наталья Ивановна заморгала часто-часто.
— Я слыхала про это…
Потом заторопилась, опять зашуршала свертком, всовывая в карман.
Наконец остался один. В собственном кабинете. Включил свет, задернул на окне занавеску. Радостный и счастливый, провел ладонью по запыленному стеклу на письменном столе, сел, откинувшись на спинку жесткого деревянного стула. В полной неподвижности прошло несколько минут. Закрыл глаза.
Как в сказке. Никто из институтских еще не знает, что он поднялся до первой роли…
Как во сне. Всего несколько дней назад боялся мечтать о собственном кабинете.
Хваленый-перехваленый в институте Барумов, этот неизменный повышенный стипендиат, попал в подчинение Тузенкову. Так-то, уважаемый Павел Егорович, это — не книжное, не бумажное дело, на чем ты, товарищ Барумов, в институте рванулся ввысь, а сама жизнь. А в жизни, дорогой товарищ, все идет по-другому. Если уж само светило курса — Барумов остался позади, что же стало с другими из выпуска, если сравнить их с постом начальника дистанции?
А как удивятся дома! Мать всегда твердила: не отбивайся от Пашки, он сильный. И когда в школе учились, и в институте. Э-эх, деревенщина! Думала, что без Барумова он пропадет. А что получилось?
Рядом со шкафом на полу стоял чемоданчик. Владимир Анатольевич открыл его. Янтарным блеском сверкнули две бутылки коньяка, — достал у директора вокзального ресторана в Сватовке. Жаль, что Андрей Петрович спешил к поезду, не обмыли. Да если бы хватило времени, все равно Тузенкову неудобно было предлагать выпивку. Дементьев — большой начальник, за это дело так может побрить, что не обрадуешься. Сам предложил бы — вот тогда все к вашим услугам, Андрей Петрович! Коньячку? Пожалуйте. Закусон? И это найдется. Лимончик, шпроты, колбаска… Уехал. Что говорить теперь, когда Дементьева не вернешь. Как хорошо, что он на таком месте!
Бутылка с нарядной этикеткой, украшенная бумажными звездами, заманчиво играла под электрическими лучами. Владимир Анатольевич поддел лезвием ножичка под пластмассовую пробку, дразнящий аромат поднялся над влажным горлышком. Стаканчики были завернуты в бумажную салфетку. Достал один, налил до краешков. Хорошо! Как хорошо сидеть за стопочкой коньяка, в отдельном кабинете, с приказом в кармане о назначении на большую должность. Нужен тост. Что сказал бы Андрей Петрович? Видимо, так:
«Уважаемый Владимир Анатольевич! Ты единственный, кто удовлетворил всем требованиям, что были предъявлены к начальнику дистанции. Пью за товарища Тузенкова!»
Вот что сказал бы Андрей Петрович. С удовольствием, дорогой товарищ Дементьев. А пока — ваше здоровье!
Тузенков выпил, удовлетворенно крякнул. Необыкновенно свежим показался тугой зеленый лимон. Налил второй стаканчик. За столом по такому знаменательному событию должны быть друзья. Самые верные, самые близкие. Кто? Дементьев советовал взять под свое крылышко Барумова. Черта с два! Сам боролся с ним, выговор объявил, а он, Тузенков, должен шею вытягивать. Не лучше ль от него вообще избавиться, чтобы свободнее работалось? Ну, об этом еще подумает. Кто ж еще поблизости из так называемых друзей? Скольких перебрал, а не нашел. Но… сами найдутся. Главное — высокий пост, а тогда разведется этих друзей, как комаров на болоте. Что они сказали бы? О-о, разговор был бы по-дружески шумным, веселым.
«Володя! — сказал бы один из них. — Ты настоящий человек. Мы должны учиться у тебя. Но теперь помогай. Сам в люди пробился, устрой и нас. Так и пойдем в жизни. Сегодня ты поможешь, а завтра мы. Никогда не утонем. За взаимную помощь!»
— Ну-с, поздравляю, Владимир Анатольевич, — сказал самому себе Тузенков и выпил.
До чего радостно было чувствовать полнейшую свободу. Что хочешь, то и делай!
В кабинет сквозь дверь доносилось громыханье мусорного ведра. «Надо обшить войлоком и сделать вторую дверь. Тогда ни один звук не проникнет», — подумал Тузенков.
Хозяйским шагом прошествовал но кабинету, посмотрел в окно. Пока дадут квартиру, придется ночевать в общежитии. Вот это плохо — вместе с Барумовым. Почесал затылок. Ничего другого не придумаешь. Надо идти.