В общежитие вошел подчеркнуто бесцеремонно, громко стуча теплыми на меху ботинками и откашливаясь после студеного воздуха.
— Самый добрый вечер, — небрежно кивнул он головой сидевшему за столом Барумову.
— Добрый вечер, — буркнул Павел.
— Какое ложе свободно?
— Любая кровать, кроме моей.
— Кр-р-расотища… Заживем дуэтом.
Разделся, двинул чемоданчик по столу.
— Отложи книгу, не прокиснет. Ужинал?
— Гм… Какая заботливость.
— Я предлагаю коньячку, обмыть назначение.
Поставил перед Барумовым начатую бутылку, достал консервную банку, стаканчики, колбасу. Павел подержал в руках бутылку, посмотрел на этикетку и — в сторонку. Прочитал надпись «Шпроты» — и туда же.
— А-а-а… Вы решили не подавать мне руки. Это ваше изобретение, Павел Егорович?
— Ты зачем сел рядом? Чтобы куражиться?
— Ах, так… Извините. Скажите, а что вообще вы хотите в жизни?
— Одно: чтобы надо мной не издевались.
— Над вами никто не издевается. На этот счет наши законы строгие.
— Не кривляйся.
— Ну, допустим, пошутил. А как насчет карьеры? Неужели это не тревожит вас?
— Очень! Ты даже не представляешь как! Что Дементьев, что Тузенков — хрен редьки не слаще. У людей, которые назначали тебя, глаз нет! И головы!
— Павел Егорович, смею заверить — есть. Я своего достиг. А что вы наметили в жизни?
— Честно работать.
— И все?
— Могу и хочу быть грамотным инженером, а не таким, как ты. И честным человеком. Неужели этого мало?
— Опять за старое… Этим вы не обидите, Павел Егорович. Вы такой… со звездой в голове, а мы без этой самой. Зато напролом, как вы, не лезем.
— А я никуда не карабкаюсь.
— Ну и дурак, что никуда…
— Вот что, товарищ начальник дистанции, пересмотри распределение рабочих. Мой участок обделили. С такой силой годового плана не вытяну.
— Отвечу сразу, Павел Егорович. Отменять приказы Дементьева не имею права. Он — высокое лицо. Если узнает, несдобровать обоим. Так что поднатужьтесь. Ну-с, выпьем! Или вы остаетесь при своих интересах?
«Так будет весь вечер», — тоскливо подумал Павел. Встал из-за стола, оделся.
— Далеко уезжаете? Во сколько поезд? — с прежней издевкой допрашивал Тузенков.
— Погуляю. Когда уснешь, тогда вернусь.
— Давай-давай! Свежий воздух, звезды, луна… В здравом теле — здоровый дух.
Хоть в общежитии было спокойно. Теперь и этого нет. Куда деваться? Павел вышел на улицу. Мягкие хлопья снега спокойно ложились под ноги.
Увидеть бы Лену. Но — нельзя. С какой стати, скажет? Да и стоит ли вообще? У нее есть с кем расходовать вечера.
Но чем больше думал, тем нетерпеливее хотелось ее увидеть. Уже казалось невозможным возвращаться в общежитие, не услышав хотя бы одно слово. Пусть прогонит! Прежде чем повернуть оглобли, он объяснит, как тяжко стало на работе. А что будет дальше? Она, конечно, поймет, догадается, что дело не только в работе…
Нельзя идти! — диктовал он себе. Но шел и шел по Сигнальной, будто иной дороги во всех Кузнищах не найти. Калитка с негостеприимным стуком захлопнулась за спиной. Кирпичная дорожка подметена. Лишь остались плоские кругляши снега, притоптанные к кирпичам. Ее следы, маленькие. Значит, дома. Негромко, но требовательно постучал в окно и сразу же поднялся по мерзлым деревянным порожкам.
Дверь открыла она. В халатике, в тапочках на босу ногу. Удивилась. Растерялась.
— Набрось пальто.
Ничего не спросила, послушалась. Вышла в валенках, в пальто и сером платке.
— Случилось что-то?
Значит, по его лицу прочитала. Да он и не маскируется, в последних событиях радости мало.
— Да так… Тузенков стал моим начальником.
— О-о, понимаю… — тихо сказала она.
Он положил руки на мягкий песцовый воротник, наклонился к ее глазам. В душе стало холодно и страшно.
Она не сопротивлялась. А он целовал ее щеки, губы, лоб и прижимал глубокую песцовую мягкость.
— Боже, какая дура! — наконец прошептала она. — Я должна тебя выпроводить… — и уткнулась лицом в его шерстяной колючий шарф на груди.
— Никуда не уйду…
— Я не гоню… Но должна! Я так решила в тот вечер. Ничего не понимаю… Зачем ты мне? Сколько ребят на курсе… Зачем ты мне, старый женатик?
В ответ Павел радостно смеялся.
— Пусть будет начальником, правда? Счастье не в этом, правда? — по-дурацки допрашивал он.