Дедюх протянул пачку папирос. Гришка отказался — не было настроения. Посмотрел на деревянный столб с устремленным к земле громкоговорителем, словно спрашивая: «Когда следующий?» Дедюх поймал его взгляд и хрипло засмеялся:
— Повесь голову в нормальное положение. Оператор свое дело знает, передышку дает.
Опытный мужик, предсказал как гадалка. Выкурил папиросу, поднял с дорожки молоточек, щуп, и в эту минуту в усилителе громко щелкнуло.
— На шестнадцатый путь прибывает грузовой поезд. Дедюх, Сероштанов, Бахтин… — в прежнем порядке сыпались на землю теперь уже знакомые фамилии. Дедюх и Матузков направились на шестнадцатый.
Весь день поезда прибывали беспрерывно. Будто невидимый чародей открыл за Кузнищами подземелье, вытаскивал оттуда состав за составом и без устали швырял ими в прокопченный паровозным дымом железнодорожный узел. Другой чародей на зависть первому не мог насытиться. На противоположном конце станции он принимал отдохнувшие, осмотренные и подремонтированные в Кузнищах поезда и засовывал их в бездонное зево, обрамленное снежными навалами и серыми безлиственными посадками.
Перед вечером к Гришке из-под вагона выполз Арусев.
— Кончил? — спросил он, кося глазом по междупутью.
— Кажется, успел.
— Я просил одного малого доски привезти. Надо голубятню сварганить новую. Привез.
— На чем же?
— На поезде, на тормозной площадке. Ехал на работу, ему в ночную, и приволок. Помоги оттащить с путей.
— Успеем?
— От чудак! Да тут пустяковое дело… Разговор длиньше, чем работа.
Он повел Гришку поперек путей. Пришлось то и дело ползти под вагонами. На последнем междупутье лежала горка досок. Как видно, по-хозяйски к делу приготовлены. Каждая досочка одна в одну, что по длине, что по ширине, что по толщине. Краешки выбраны, поверхность гладко отфугована. «Как же он вез? Им поперек вагона не уместиться», — мелькнуло в голове Гришки.
— Взяли! — скомандовал Арусев.
Ого! Штук шесть досок, положенных одна на одну, оказались тяжелыми. Пришлось половину столкнуть. Гришка за один конец, Арусев за другой подняли, снесли с путей.
— Под откос! — крикнул Арусев. — Потом оттащим.
Первая доска с мягким шипеньем скользнула по снегу. Внизу у плетневой изгороди она ткнулась в хилую из фанеры калиточку. Следом поползла еще одна. Вскоре все доски прижались к плетню. Потом побросали их за низенькую фанерную калитку. Арусев через огород сбегал в дом хозяев усадьбы. Вернулся быстро, и они заспешили к новому, только что прибывшему поезду.
Темнело. Загорелись прожектора на вершинах высоких мачт. В потоке зеленовато-синего света метались редкие снежные светлячки. Они сверкали, обещая Гришке елочное счастье. Он верил, что жизнь станет лучше. К работе привыкнет. А если работа станет спокойной, то и настроение портить нечем.
Опять из-под вагона раскосым чертом вывернул Арусев.
— Как дела? Приобвык? Знаешь что? С тобой можно так вот… душа в душу?
— Нельзя, — ответил Гришка.
Арусев удивился. От искренности еще никто не отказывался. Сказки, что ль, этому человеку сочинять?
— Ды нет… Чтоб душа в душу! Понял?
— Ну, нельзя, говорю.
— Перестань! Можно ведь душа в душу…
— Со мной не выйдет.
— Почему?
— По кочану! Если можно, ты бы не спрашивал.
— А-а-а… Вымудряешь… Слушай. Только, понимаешь, мы двое, и — могила. Понял? Слышь, Григорий, недалеко от откоса видел полувагоны? Отцепили их, больные. Вот-вот в депо угонят, пока не поздно, давай десятка два досок еще скинем.
— Да ты что?!
— Ничего. Как нецелованная девочка. Я быстро сработаю и за тебя и за себя. Не бойся, успею. А ты в это время накидаешь, вместе перетаскаем и загоним. Монеты завяжутся. А то, понимаешь, жена совсем остервилась, хоть пропади без денег.
— Это же воровство!
— Спасибо… А я не знал, что это такое. Не хочешь? Так и скажи.
— Да ты думаешь, чего захотел? Не жди, чтобы я полез…
Арусев замолк и отвернулся. Вдруг захохотал.
— Ну и напугал тебя! Дай-ка, думаю, испытаю новичка. Сразу побежит от страха штаны менять или погодит? Ну, кончай болтовню. За нас никто работать не будет.
Он широко расставил ноги, перешагивая через рельс под вагоном, и скрылся. Гришка озадаченно посмотрел вслед. Арусев, ловко ухватив молоток за конец ручки, громко стучал по колесу. Как ни в чем не бывало. «Конечно, пошутил, чего это я распсиховался», — подумал Гришка. Тут же вспомнил мягкое шипенье досок, сползающих по снегу. «Как умещались они на тормозной площадке поперек вагона?»