— Не простой наш гость. Попомни! Неспроста приехала…
— С чего ты взял, старый. Павлушка небось попросил.
— Иди-ка ты! Людей не различаешь…
Тем временем Лена рассматривала фотокарточки на стене. В рамочках, под стеклом, рядочками. Самый большой портрет — брата Павла. Статный офицер, собою видный… На столе холщовая скатерть, по краям скатерти пунктирная мережка. В переднем углу маленький радиоприемник. Пол выскоблен до желтизны…
Вернулись торопливые хозяева.
— Зачем вы беспокоитесь! — взмолилась Лена. — Я сыта!
— Знаем, знаем, — отмахнулась Евдокия Сергеевна. Сметану, яйца, сало, моченые яблоки — все выставила для гостьи.
— В больнице важные дела, наверно, были?
— Важные, — ответила Лена. Свой ответ показался неубедительным. И добавила: — Очень.
— Ага, так, значит… С Павлухой учились, наверно?
— Нет, я в медицинском, на врача…
— Хватит тебе, старый! Человеку есть надо, а ты… Яички вот, свежие. Можно сварить. А — испечь? Лопаются в золе, но вкусны-ы. Поджаристо…
— Спасибо, я сырое съем. — И глянула на часы.
— Ты не смотри! — перехватил взгляд Егор Матвеевич. — Мы живем не по часам, и тебе нечего на стрелки глядеть.
— Мне к поезду…
— Утром уедешь. Первым автобусом.
— От вас ходит автобус?
— Неужели Павлуха не сказал?
— Он не знал, что я поеду.
Осекся Егор Матвеевич. С какой стороны теперь заходить? Павлуха не знал… А зачем приехала? Показать себя? Вроде бы вся в аккурате, без живота. Значит, на жаловаться приехала. И чем-то нравилась. Не поймешь чем, а нравилась. Не такая, как свои, деревенские, но все равно понятная. Ишь ты, в глаза боится глядеть, совесть, значит, имеет. Не у всех она, совесть-то, нынче имеется.
Лена думала, что не надо было заходить. Ничего не увидела, только себя напоказ выставила. Она с радостью согласилась отдохнуть. Ее отвели в горницу и, закрыв дверь, оставили одну. Лежа в постели, растирала онемевшие от холода ноги. Уснула неожиданно быстро.
Проснулась вечером от шепота за дверью.
— Женька так и сказала: жена! А что невеста — наверняка! — усердствовал женский голос.
— Дай бог, собой что надо, — отвечала Евдокия Сергеевна. — Но Пашкина ль? У молодых всяко бывает.
— Пашкина! Это уж точно!
— Не заверяй. Женька выдумывать тоже умеет.
— Ну, ладно! Перешли с ней гостинчик. Знает небось Володьку нашего. Он теперь в больших начальниках, должна знать. Погляди, что посылаю…
Лена оделась и вышла из горницы. Рядом с Евдокией Сергеевной сидела хитроглазая морщинистая женщина.
— Вы Тузенкову хотите переслать? — спросила Елена. — И не просите!
— Да ты что! — всплеснула руками женщина. — Совсем пустяк, не тяжело. Того-сего понемножечку.
— Не возьму.
— Бог с тобой! Такой парень… Он теперь начальник…
— Хорошо знаю. Не возьму.
Егор Матвеевич прищелкнул языком. Молодец, знает сорт людям!
Когда женщины вышли, он тихо спросил:
— Обидел тебя их Володька?
— Нет. На такого жаль силы тратить.
— Ну, смотри, смотри…
Утром провожал гостью до самого автобуса. Шли медленно. Егор Матвеевич с радостью встречал знакомых и первый протягивал руку, завязывая разговор. Пускай смотрят! Такую кому хошь не стыдно показать. Уж если приехала прямо домой, есть чтой-то у них с Пашкой. Неспроста приезжала. Есть!
Лена, ожидая провожатого, смотрела на часы. Не знала она, что из дома вышли с большим запасом времени. С запасом на встречи и разговоры.
Подменять мастеров? На это Барумов не мог пойти. Другое дело — проверять. Как раз об этом должен был напомнить Тузенков. Административный азарт помешал ему продумать свой приказ.
Итак, надо проверить профили отложения снега а лесных полосах. Какие могут встретиться неожиданности? Измерять глубину снега после каждой метели — удовольствие ниже среднего. Особенно ленивому мастеру. Ничего не стоит забраться на самое высокое место в посадке и на глаз прикинуть все измерения. На перегоне он один. Кто уличит?
Об этом думал Барумов, подходя к снегомерному пункту. Узенькая просека была хорошо видна в зарослях кустарника. Но дальше в застывших снеговых нагромождениях лишь торчали изогнутые да поломанные ветви деревьев. Отыскать просеку там невозможно.
Павел пробрался к кустарникам. Снегу лежало столько, что впору становиться на лыжи. Пожалел: надо бы взять. С толстой нависшей загогулиной вверху поднималась отвесная стена из снежных овальных наростов. Со стороны пути на нее не взобраться. Метра четыре, не меньше. Вышел к концу посадки, обогнул кривые приземистые кусты.