— Что ж, начнем, — сказал Дементьев и отодвинул стул, пробираясь к столу.
«Отлично!» — Тузенков облегченно вздохнул. И тут же в дверь постучали. Тузенков вопросительно посмотрел на Дементьева. «Я никого не приглашал», — извинительно застыл взгляд хозяина.
— Открывай. Нам бояться нечего.
Шумно ввалился начальник дистанции связи, за ним начальник вагонного депо. На площадке ждали очереди войти еще несколько человек.
— Как хотите, Андрей Петрович, а мы с вами, — заявил связист. Он вынул из пальто бутылку, поставил к стене и начал раздеваться.
Тузенков побледнел.
Но Дементьев был доволен. То-то…
— Что ж, если вы такие… Садитесь.
Пришли далеко не все из встречавших. А все-таки было много. Они потирали от холода руки и смотрели на стол.
Тузенков ликовал. Теперь со многими видными людьми Кузнищ он будет на короткой ноге. И, самое главное, с Дементьевым.
Телеграмма была категорической: «Без нас не вселяться. Ждите, выехали. Отец».
— Вот еще… — пробормотал Гришка.
— Как хочешь, — отозвалась Галка и едва не заплакала. Ему так не терпелось перейти в свой угол, а ее родители… Жди теперь. Он, конечно, будет настаивать. Но что скажешь им, когда приедут?
— Ладно, вселяться не будем. Но дела надо справлять.
Все свое имущество Гришка оставил в девишнике. С топором, гвоздями и молотком он вошел в свою квартиру. Следом вошла Галка. Молча посмотрели друг на друга. «С чего начинать?» — сквозило во взгляде Гришки. «Надо успеть до их приезда», — умоляли глаза Галки.
Дело было в том, что Гришка узнал неприятное. Комиссия, что принимала дом, указала прорабу на плохой пол. Крашеные рейки усохли, между ними свободно умещались два пальца. Не перестелют пол, — значит, не примут весь дом. Бригада строителей немедля приступила к работе. Когда оставалось приколотить последние рейки, неожиданно в открытое окно влетела молодая ворона с подбитым крылом. Она испуганно нырнула в черную щель под пол.
Работа остановилась. Ни метлой, ни криками не удавалось выгнать ворону. Она забилась куда-то и даже голоса не подавала. Несколько раз вбегал прораб. Он торопил. Комиссия заканчивала осмотр последних квартир, все идет гладко, а тут мух ртом ловят. Надо немедленно приколотить последние рейки, весь пол залить краской. Комиссия зайдет, увидит, что недоделки устранены, и тогда можно доставить для подписи заготовленный заранее акт сдачи-приемки дома.
— Но ворона… — указали на щель в полу.
— К черту с вашей вороной! — волновался прораб.
Он понимал, какая получилась штука. Подохнет ворона, и потянет такой вонью, что во многих квартирах жильцы будут не рады белому свету. Но ведь — комиссия!
— Заканчивай! Потом достанем.
Рейки заколотили, пол залили быстро сохнущей краской, и комиссия подписала акт. О вороне больше не вспоминали. Но пришел плотник к новоселам, отыскал Гришку, удостоверился по ордеру, что Матузков — жилец той самой квартиры. И все рассказал.
— Пока не поздно, парень. Выгони ее.
Гришка сказал «спасибо», а у самого ежом процарапало по сердцу. Отыщи теперь, будь она проклята!
Толстые гвозди, поддаваясь Гришкиной силе, с резким скрипом высовывали свои головки. Удары топора осаживали оторванную рейку, гвозди будто пугались грома и невольно вылезали все больше и больше.
Гришка лег на пол. Под половыми перекладинами было темно, как в погребе. Начал жечь спички. Завиднелись высохшие слитки цементной штукатурки, битый кирпич, закрученные пружиной сосновые стружки. Ворона не попадалась.
— Задача-а, — пыхтел Гришка, шаря длинной палкой. — Побегай да потопай погромче.
Галка сбросила с ног сапожки, чтобы не следить, и, подпрыгивая, громко затопала по комнате. Не пугалась ворона, не выбегала к свежему воздуху. Неужели подохла?
У себя над головой слышал смех. Поднял глаза — Ванек.
— Чего тебе?
— Да… ничего. Поплясать пришел. Далеко слышно, как у вас тут.
— Попрыгай, может, громче получится.
— Нечего. Айда к Павлу Егоровичу. Зовет.
— Некогда! — восстала Галка.
Но Гришка был другого мнения.
— По-соседски, не забывай…
— А если приедут? А у нас…
— Что есть, то пусть и будет. Идем.
Галка надулась, но пошла. Что сделает она одна с этой вороной? Да и Гришка обидится.
Комната и кухня у Барумова были пустыми. Пахло краской и высохшей побелкой. Из первого приобретения хозяина — светлого пластмассового динамика, повисшего на белом двухжильном проводе, певица устрашающим голосом клялась отомстить неверному. Ни стола, ни табуретки, ни кровати. Середина комнаты была застелена газетами, на газетах стояли бутылки и закуска.