— Наши слушатели, в том числе, в письмах, которые я Вам принес, спрашивают Вас о цикле военных песен, О том, что очень сильные песни, считают наши корреспонденты, — это «Кто сказал, что земля умерла,,» Скажите, пожалуйста, вот у Вас, лично у Вас, связаны эти впечатления в какие-то ассоциации с войной, чем для Вас эта тема особа?
— Это всем нам близко — всем людям — это paj. Во-вторых, война всегда будет волновать поэтов, писателей и вообще — художников. Ну, конечно, самое главное, что людей, которых я беру для песен, если Вы обратили внимание, — это всегда люди, даже если обычные, но в крайней ситуации: на грани риска, либо на грани подвига, либо на грани смерти. А в войну, Вы знаете, каждую минуту, каждую следующую секунду можно было заглянуть в лицо смерти. И поэтому я всегда беру темы и людей оттуда, пишу их как человек, который как бы довоевывает, с чувством если не вины, то досады, что я не мог быть тогда там. Вероятно, это так. Сейчас я перебью сам себя. У Вас есть возможность узнать, что Вам пора заканчивать? Мне скажут?
— Вы знакомы с болгарской музыкой, с болгарскими исполнителями?
— Конечно.
— Что Вы можете сказать о музыкальной культуре Болгарии? Это вопрос направленности.
— Ну как, направленности? Я же ведь вообще-то прежде всего поклонник авторской песни. Я не то что не люблю эстрадную песню, я с большим уважением отношусь к эстрадной песне, но в большинстве случаев все, приезжающие к нам, даже хорошие мастера, интересные очень индивидуальности, не занимаются авторской песней. Но если есть люди, которые ею занимаются там [в Болгарии], то я их слышал просто дома или в гостях. Мне кажется, что это очень интересно, но, однако…
— А как Вы могли бы сформулировать свое кредо? Как Вы можете определить: перед Вами просто эпигон или это интересный автор, которому есть что сказать?
— Ну, признак любой личности — это неповторимость. Любой индивидуальности. Как художник, у которого свой мазок, своя манера. Вы сразу можете определить — это он. Даже фотограф, если он талантлив, Вы можете сказать, что это принадлежит такому-то. Скажем, у нас есть такой человек — Валерий Плотников: его выставка сейчас в Ленинграде. Ну ни с чем не спутаете его работу. Ну и, конечно, по этому же принципу я отношусь и к певцам, и к авторам. По признаку их неповторимости. Ну и, конечно, по тому, что они утверждают, про что они пишут. О чем они говорят, в какой форме. Но самое главное — это, конечно, неповторимость, индивидуальность. Это есть талант.
— Вам никогда не приходило в голову вернуться к героям своих старых песен, которым 5–6 лет, переосмыслить их как-то или продолжить?
— Я их никогда не бросаю. Только они у меня растут, эти герои, и меняются. Семь лет назад им было на семь лет меньше, теперь Им на семь лет больше, и даже, оставшись в том же возрасте, они прожили семь лет жизни. Так что они появляются у меня в других песнях, но только, так сказать, в другой профессии, в другом обличии, — но это те же самые люди. Люди остаются людьми всегда, и их всегда волнуют одни и те же страсти, вечные. А я всегда занимаюсь темами и проблемами, которые вечны: любовь, ненависть, горе, радость. Форма разная, а все остается так же. Как вот сейчас играешь Гамлета. Он может жить и сейчас точно так же и теми же проблемами мучиться. Все задают себе вопрос: «Быть или не быть?» — в какой-то момент. Ну, вот так.
— Есть роль, к которой Вы себя готовите?
— Роль?
— Да. Роль. Образ. Он может воплотиться неизвестно где: в театре, в кино, в песне, может быть?
— Нет. Я не могу Вам так сказать. Дело в том, что в профессии, которой я занимаюсь как профессионал, все довольно случайно. Потому что мы исполнители, к сожалению. Но я стараюсь как можно меньше быть исполнителем, а быть еще и автором. Ну, в основном это все-таки исполнительская профессия, и большое значение имеет господин Великий Случай. Значит, вдруг придет момент, когда мне покажется интересной та или иная роль и она мне вдруг попадется. Поэтому я никогда не могу предугадать, что будет в профессии, в песнях тоже. Это все спонтанно. Знаете, вдохновение-то, оно посещает неизвестно когда. Иногда вдруг в самолете летишь, иногда вдруг ночью просыпаешься часа в три и не можешь потом от стола отойти до самого утра. Так что, я не могу сказать, к чему я себя готовлю. Коли б я знал, что со мной будет через десять лет, тогда было бы неинтересно, наверное, дальше жить.