— Неудачный? — ввернул я.
— Хотел показать себя неутомимым борцом против шаблона, пламенным новатором и прочее, — язвительно скривил губы Иван Захарович. — В Сухом логу я решил испытать весеннее провоцирование овсюга. Вообще агроприем не новый, описан в агрономических учебниках. Мой приятель, однокашник по институту Добровольский, даже ученую степень за это получил. Приезжал, горячо одобрил, не поскупился на советы. Как никак, авторитетный научный работник… Он даже нарисовал такую картинку: наступила осень, в Сухом логу «Красного Уральца» стеной золотая пшеница, а у соседей склонили голову реденькие колоски — не хлеб, а какое-то недоразумение… Ну, начались полевые работы. В канун первого мая соседи закончили сев пшеницы в Сухом логу, а мы…
— А вы что?
— А мы сначала провели двукратную подборонку зяби. После пустили культиваторы, чтобы создать в верхнем слое почвы благоприятные условия для овсюга. И стали ждать, когда взойдет овсюг, чтобы последующей обработкой уничтожить его, а затем посеять пшеницу. Как раз в это время в Сухом логу у меня произошел крупный разговор с Истоминым. Встретились как душевные друзья, а разошлись чуть ли не врагами. Петрович таинственно так прошептал: «Народ поговаривает, что весна будет на редкость холодная, затяжная. Чуешь, соседушка?» Я пожал плечами и ответил, что меня это не сильно беспокоит.
— Как так не беспокоит! — возмутился он. — Да знаешь ли ты, что овсюг при холодной температуре может вообще не взойти. Он ведь может сохранять всхожесть годами, и душить этого злодея лучше не весной, в дни сева, а осенью. Постарайся, чтобы в артели больше было глубокой, ранней, выровненной с осени зяби, да побольше пропашных сей, особенно кукурузы, бобовых, сахарной свеклы. Ты — агроном, знаешь не хуже меня, что овсюг берет воды больше, чем пшеница.
— Для образования килограмма сухой массы овсюга, — перебил я, — требуется полтонны воды…
— Не подсчитывал, тебе лучше знать, ты ученый, — сказал в сердцах сосед. — Обидно, Ваня, что отмахнулся ты от народной мудрости, не веришь тому, что земледелец проверил, как говорят, на своем горбу. Вот ты говорил: если посеять поздно, после «провокации» овсюга, под летний дождичек, — наверняка быть урожаю. А если дождя не будет, тогда как? Вот и получается: прошел дождичек — герой, а нет — мокрая курица. Нет, ты получи хлебушко при любых погодных условиях, особенно при засухе, — вот тогда молодец, и награды получай, не жалко…
Долго еще мы разбирали с Сергеем Петровичем все возможные приемы агротехники, спорили и в конце концов поругались. На прощанье он так разошелся, что обозвал меня… овсюгом. Короче — злостным сорняком.
— Вот как… — Иван Захарович умолк, закуривая папиросу. — А весна, действительно, выдалась холодная, затяжная. Лето — на редкость знойное. В мае я каждый день чуть свет как ошалелый мчался в Сухой лог с надеждой увидеть всходы овсюга. И часто, представляешь, у себя на пашне встречал Истомина. Он лишь спросит: «Ждешь?» Я отвечу: «Жду». На этом и кончался наш разговор. Короче, пшеницу посеяли в Сухом логу только в конце мая…
Иван Захарович подошел к столу, выпил стакан воды, задумался. «Да, переживает», — подумал я и, чтобы нарушить томительное молчание, спросил:
— Ну, и что дальше?
— Да что дальше… Так, собрали немного щуплого, недозревшего зерна и увезли на свиноводческую ферму. А «картинка» получилась такая: у «России» — пшеница стеной. (И это при засухе!). А у нас — не хлеб, а одна «провокация». Шестьсот центнеров семян ухлопали, да сколько трудов понапрасну на ветер пустили. Вот и суди — преступник председатель или нет…
В кабинете повисла тишина. Мы оба задумались об одном и том же. Да… Неприятная история…
Вдруг дверь с шумом отворилась и на пороге вырос Сергей Петрович Истомин. Вот уж истинно, легок на помине. Было это так неожиданно и кстати, что мы с Иваном Захаровичем молча и недоуменно уставились на него. Сосед был в полушубке, в валенках с отворотами, в шапке-ушанке. В руках кнут. На полных щеках румянец. Он начал прямо с места в карьер:
— Скажи-ка, сосед, ты бываешь в Сухом логу? Весной, помнится, частенько туда заглядывал!
— Да что там делать сейчас… — тихо ответил смущенный Мартынов.
— Поехали, посмотрим! — пригласил Истомин.
…Вороной жеребец, запряженный в легкие сани, стрелой вылетел за околицу и, отфыркиваясь, помчался навстречу ветру. Вскоре показалась белоснежная гладь Сухого лога. На массиве колхоза «Красный уралец» лежал тонкий слой снега.