Случилось это прохладным утром ранней весны. У черного бугра стоял тракторный вагончик. Неподалеку от него возле колесного трактора, оживленно разговаривая, смеялись два парня. Я подошел к вагончику. Неожиданно дверь с шумом распахнулась, и на пороге показался высокий, сутуловатый мужчина в промасленном ватнике. Скуластое лицо, лохматые насупленные брови, плотно сжатые губы, злые глаза — ясно было, что он сильно чем-то рассержен. Следом выкатилась на коротких ногах грузная, седоволосая повариха — тетя Поля.
— Егорыч, ради бога, не тронь Алешку! — кричала женщина, хватая его за рукав.
Но Егорыч, прикусив губы, не обращал на нее внимания. Я стоял в недоумении, не зная, что предпринять. А Егорыч уже размахивал руками над головой стройного парня в кожаной фуражке. До меня доносились обрывки фраз: «Бракоделы несчастные»… «Я научу вас…» В общем Егорыч сулил ребятам показать, где раки зимуют, если они и впредь будут на пашне выводить какие-то недозволенные «балалайки».
Увидев меня, тетя Поля смутилась и сокрушенно сказала:
— Страсть какой злой.
Вытирая фартуком красное потное лицо, тетя Поля продолжала жаловаться на Егорыча. По ее мнению, не только в бригаде, но и во всем колхозе верховодит тракторист Мохов. Его боятся и бригадир, и сам председатель. Буквально со слезами на глазах повариха рассказала, как Егорыч «опозорил» ее дочь Ксюшу перед своим же сыном Алешей. Пришла Ксюша в бригаду, разговорилась с Алешей. И вдруг подходит Егорыч и говорит: «Нечего любовь на пашне разводить. Ступай, девка, к своим цыплятам, они без тебя, поди, дохнут…»
— Поговорить-то молодым не дает… — Тут тетя Поля даже заплакала, посылая тысячу проклятий на голову Егорыча.
…Загудел трактор. Алексей с прицепщиком постепенно скрылись за Черным бугром. В вагончик зашел Мохов, вынул кисет, закурил. Тетя Поля опять было накинулась на Егорыча: за что он прогнал Алексея в поле и даже не дал ему позавтракать? Но тот резко оборвал:
— Перестань тараторить, балаболка.
«С норовом мужик», — подумал я и захотелось мне потолковать с ним, понять, что за человек. Я незаметно мигнул тете Поле, чтоб оставила нас. Она только махнула рукой: дескать, ничего не выйдет. Но тут же вышла, плотно закрыв дверь. Повариха была права: беседа с Моховым не получилась. На вопросы он отвечал неохотно, одним-двумя словами.
На другой день в правлении колхоза я узнал, что Мохов лучший тракторист. Интересно! Я решил все-таки еще поговорить с ним и, если удастся, написать статью. И снова ничего не вышло! Мне даже показалось, что еще один вопрос — и Егорыч откроет дверь вагончика со словами: «Иди-ка ты, парень, знаешь куда…»
Было обидно за человека: передовой механизатор — и такой тяжелый характер. И я невольно думал: наверно, не сладко тем, кто живет с ним…
Теперь я шел по широкой главной улице, на километр, а то и больше, растянувшейся вперед, и думал о незнакомом, в сущности, человеке. Восемь лет — и сколько нового вокруг. Но вряд ли время изменило характер немолодого уже мужчины. А все же хорошо бы встретиться с этим «строптивым», как я мысленно окрестил Егорыча. Не предполагал я, что через два дня окажусь его гостем.
Нечего и думать, я сразу же ухватился за возможность побывать у тракториста Николая Егоровича Мохова дома.
На стук вышел сам хозяин. Встретил приветливо, но сдержанно. Усадил меня за стол в просторной чистой комнате. Да он, видать, все тот же даже внешне. Разве только прибавилось морщин под глазами да седины в волосах.
На столе, покрытом клеенкой, лежала районная газета. Просматривая ее, я обратил внимание на сводку по ремонту тракторов. На последнем месте совхоз «Заря» был жирно подчеркнут красным карандашом. Взглянув на меня, Егорыч заговорил глухо, медленно:
— В «Зарю» собираюсь. Доберусь, так покажу, где раки зимуют. Алешку моего выдвинули главным инженером совхоза. Парня прямо из института — и в главные. Вот и заваливает ремонт. Нет, сперва надо обкатать его. Пусть в бригадирах, механиках походит, а потом, если в котелке густо, на выдвижение идет. Жену Алексея, птичницу Ксюшу, тоже фермой заведовать поставили. Ну она-то ничего, справляется.
— Это дочь той самой… балаболки?
Егорыч насупил брови:
— Полина Васильевна женщина со всех сторон положительная.
Он отошел к печи, кратко бросил:
— Ужинать будем?
Со стороны было смешно смотреть на здоровенного, неуклюжего мужика, как он, согнувшись в три погибели, еле передвигая ноги, нес миску дымящихся щей.
— А где жена? — спросил я Егорыча, не подозревая, как обжег его этот вопрос.
Мохов сразу как-то обмяк, постарел.