Спустя несколько минут, раздался голос:
– А кто это у нас идёт в обед на работу? Настоящие итальянцы работают с утра до ночи.
Алонзо увидел перед собой странного мужчину, который не мог ровно стоять на месте, то и дело опираясь об стену.
– Да? Настоящие итальянцы не пьют вино в рабочее время, Сессилио.
– С кем ты спишь, чтоб работать не полный рабочий день?
– Maiale! (Свинья). Coglione! (Мудак).
Уже громким голосом отвечала Аньезе проходя мимо Сессилио. Он молча улыбался, а потом опять что-то кричал им вслед и громко смеялся.
– Не обращай внимания, Алонзо, этот человек не доживёт до старости, вот увидишь.
Мама с сыном спускались по дороге, ведущей к полям. Вдоль неё иногда проезжали повозки с упряженными лошадьми. Топот копыт и скрежет колёс то приближались, то отдалялись, а вот звук сверчков сопровождал их без остановки.
Спустя десять минут, они уже приветствовали знакомых рабочих.
Аньезе шла собирать пшеницу, а её сын менялся со своим сверстником Фабио. Он тоже работал не полный рабочий день.
– Buongiorno, Фабио!
– Buongiorno, Алонзо.
Фабио передал косу и ушёл. Алонзо поздоровался с остальными. Слева от него стоял Анастасио. Он постоянно что-то напевал и был не очень разговорчив, если дело не касалось музыки. Справа работал Маурицио. Мужчина был в возрасте и часто рассказывал что-то интересное. Мальчику нравилось работать рядом с ним.
– Алонзо, как дела?
– Хорошо, Маурицио, а у тебя?
– Прекрасно. Солнце светит, работа есть, а значит и семью будет чем кормить, – с улыбкой отвечал мужчина.
Алонзо считал его самым добрым жителем деревни Меццокуло (Mezzoculo). Маурицио всегда ходил в соломенной шляпе, а его седые усы делали внешний вид ещё более добрым.
– Ну что, ты определился с ответом?
– Да. Думаю, сверчков больше.
– Уверен?
– Вечером я пытался сосчитать звёзды на небе, думаю когда вырасту, у меня точно получиться. А вот подсчитать сверчков не получиться никогда, даже когда буду взрослым.
– Тебе стоит подумать ещё раз.
– Маурицио, в одной только Италии сверчков наверное миллион, или даже два. А в остальных странах? Я думаю, сверчков больше.
– Ладно, – улыбаясь, отвечал мужчина, – продолжаем косить.
Палящее солнце делало запах скошенной пшеницы более ощутимым. А горы вокруг, верхушки словно размывались. Глядеть на них долго было тяжело, из-за жары. Когда Алонзо становилось скучно, он опять начинал разговор:
– Маурицио, ты когда-нибудь хотел уехать из деревни?
– Нет, Алонзо. Почему ты спрашиваешь?
– Сегодня я сказал маме, что хочу поехать в Милан и петь в La scala.
– И что сказала мама? – спросил Анастасио.
– Я ей спел песню, которую ты напевал “Солнце всходит и заходит”, а она засмеялась и сказала, что с таким пением я смогу выступать только с тобой на поле.
– Возможно, – ответил Анастасио.
– Спой нам Алонзо.
– Я стесняюсь.
– Как же ты будешь петь в театре, если стесняешься петь на поле? – Спросил Маурицио.
Алонзо продолжал молча косить пшеницу и в какой-то момент запел. Правда, спеть он успел только две строчки, Анастасио прервал мальчика:
– Стой, стой, – чем дольше будешь так петь, тем сложнее будет переучиваться. Сейчас, твоё пение никуда не годится.
Немного опустив голову, он продолжил косить.
– Не расстраивайся, Алонзо, – сказал Маурицио. Если будешь старательно учиться, у тебя обязательно получиться. Талант, это не главное, правильно Анастасио? – Намекая на то, чтобы тот поддержал мальчика, переспросил мужчина.
– Да. Абсолютно не главное, главное упорство и желание учиться.
– И где мне взять денег на обучение? Нам хватает только на еду.
– Так почти у всех, Алонзо.
– Не у всех. Мой друг Анджело работает только по дому. Гуляет сколько хочет и деньги у его родителей есть.
– Эй, – серьёзно посмотрел Маурицио, – зависть один из семи смертных грехов для настоящего католика. Будь благодарен за то, что имеешь. Вот Анастасио, у него родители, скорее всего, тоже не занимали управленческую должность, а он целыми днями косит и поёт, никому не завидует.
– Я не знаю, кем были мои родители.
– А кто тебя воспитывал? – спросил Алонзо.
– Дядя.
– Ты спрашивал у него, кем были твои родители?
– Когда был в таком возрасте, как ты, спрашивал, но он никогда не рассказывал. – В какой-то момент Анастасио остановился, упёрся косой в землю, положил ладони на вверх рукоятки и добавил: – всегда казалось, что растить меня было ему в тягость.
– А когда повзрослел, спрашивал?
– Я перестал с ним общаться когда мне исполнилось шестнадцать. Уже потом, я узнал, что он погиб в 87-м в битве при Догали.