Бур много раз пытался представить, что движет противником. Не укладывалось в голове, что нарочито добрые, до оскомины правильные проповеди светляков могут заставить обычных пацанов взять в руки оружие и пойти убивать.
Буклеты и листовки с той стороны пару раз попадали Буру в руки. Недешёвый продукт: мелованная бумага, качественная печать, видна рука хорошего дизайнера. И по смыслу всё гладко, позитивно, дружелюбно. Аж зубы сводит. Мы, мол, за всё хорошее, а кто не с нами… тот ошибается и скоро обязательно убедится, как был неправ…
И подобный примитив влиял-таки на чьи-то умы. Первой под катком инфантильных лозунгов пала центральная власть. Не лучшая, но уж точно и не худшая из того, что видано в мире. Зашаталась как дуб со сгнившими корнями, да и рухнула в одночасье, придавив нерасторопных.
Давние события, запустившие отсчёт всему последовавшему, казались фарсом, водевилем, небывальщиной. В те дни, возвращаясь с работы в съёмную жулебинскую однушку, Бур прилипал к телевизору. Пытался в коротких репортажах выцепить, разглядеть, что ещё за светляки объявились в соседней стране, и почему с их появлением там всё пошло наперекосяк. Он рыскал в интернете, шерстил соцсети, перечитывал свидетельства участников событий, их знакомых и «друзей друзей». На фотографиях митингующей перед президентским дворцом толпы изредка попадали в кадр высокие бледнолицые фигуры, всегда с краю, вдалеке, не в фокусе. А в рассказах очевидцев раз за разом встречались упоминания то «лучезарного человека, не испугавшегося тоталитарной репрессивной машины», то «раздававшего чай и печенье волонтёра, от которого исходило чистое сияние», то «оратора, наполненного внутренним светом».
Бур считал, что нечаянные и как бы вскользь упоминания света заметил он один, пока через несколько дней о «светляках» не заговорили комментаторы и аналитики. В хаосе переворота сложно было выделить хоть сколько-то достоверную информацию. Вскоре «светлые лица революционеров» превратились в журналистское клише, расхожую фразу, произносимую всерьёз по ту сторону границы и с изрядным скепсисом — по эту.
К власти полезли привычные сытые рожи, просто из новой пачки. Ни чистого сияния, ни лучезарности в них не наблюдалось. Смотреть соседские новости стало противно, и Бур почти отключился от всей этой катавасии, когда восстал Город. Вышвырнул эмиссаров центра, взял в свои руки силовые структуры и произнёс веское «Нет!» творящемуся перевороту, всем сытым рожам и светлым лицам.
А когда к мятежному Городу подтянулись войска, включать телевизор стало решительно невозможно. Бур оплатил счета за воду и электроэнергию, позвонил хозяйке и оставил ключи под дверным ковриком…
Затишье оказалось недолгим — проснулась батарея в Тяжном. Бур и Менделеев перебежками добрались до блиндажа. В узкой землянке пережидал обстрел почти весь взвод. На лицах — общее выражение: пускай это уже закончится.
От прилётов стадвадцатимиллиметровых на столе подпрыгивали кружки. Бур достал из-за пазухи мобильник, согрел в ладонях, включил. Зарядка замигала последней палочкой. Связь долго не подцеплялась.
— Душман? — наконец крикнул Бур в микрофон. — Это Эстет, Шатово. Пригаси Тяжное, а, будь другом? Им будто боезапас пополнили, нездоровая активность. За мной не заржавеет! Спасибо, дорогой!
Телефон сдох, выполнив поставленную задачу.
— А у меня в Тяжном мама, — мрачно сказал Вовчик, курносый парнишка из агротехникума, недавно вступивший в ополчение. — Крайний дом, калитка с конями. Говорит, не наше дело, не суйся, нос не дорос. Уходил — даже попрощаться не вышла. Так чьё же дело, если не наше?
Где-то над их головами к Тяжному с тяжёлым воем устремились реактивные снаряды.
Во время ротации успевали только самое неотложное. В посёлке Горняков Бур и Менделеев закупились растворимой лапшой и супами. В Ольховатой сторговали на рынке три мешка картошки.
Пробежка по окрестным лавкам принесла трофеи: бинты, зелёнку, мешки для мусора — их наполняли грунтом и складывали в защитные стенки пулемётных гнёзд, — торфяные брикеты, мыло, сканворды, батарейки к фонарикам…
Дотащились с добычей до остановки. Менделеев быстро выведал у местных, что автобуса ждать не стоит: его латали в соседнем гараже, посекло осколками пару дней назад. Бур не переставал удивляться, как меняются люди перед лицом постоянной опасности. Вот ты ходишь на работу, гуляешь с ребёнком, навещаешь родителей, а в любой момент может что-то упасть с неба и убить тебя. Или, не дай бог, кого-то из близких. Казалось бы, этот риск должен вдавливать тебя в землю, лишать воли, а на деле получалось наоборот. Приняв неизбежное за данность, люди словно распрямляли плечи и жили вдвое, от души, наотмашь и нараспашку, ценили время и друг друга. Таких людей стоило защищать. Бур знал, что сейчас находится на своём месте.