— Я наблюдала за подругами, — наконец пробормотала Сигрид. — И собственными глазами видела ошибки, которые они совершали.
Ее тон стал более решительным.
— Одна за другой они знакомились с мужчинами. Выходили замуж. Рожали детей. И вскоре погрязали в заботах. Начинали думать только об оплате закладных, взносах за машину, состоянии собственных счетов, гонораре врачам… И даже не пытались избавиться от этого бремени.
Ага, подумал Тенгвальд. Вот оно. Начинается. Наконец-то…
— Я знала, что в один прекрасный день мне представится шанс. В один прекрасный день я смогу сделать все, что захочу. Уеду туда, куда захочу. Увижу то, что мечтала увидеть. И в прошлом году этот день наступил.
Сигрид выпрямила спину и расправила плечи; в ее васильковых глазах загорелось пламя.
— Одна крупная компания предложила отцу отступное, — объяснила Сигрид. — Они хотели построить на нашем участке большую автостанцию. Сначала отец отказался. Он говорил, что бензоколонка моя. Что он хочет передать ее мне. Чтобы у меня была возможность зарабатывать себе на жизнь. — Она сделала паузу. — Тогда мне наконец пришлось сказать правду. И это оказалось тяжелее всего.
Боль, прозвучавшая в ее голосе, не оставляла в этом никаких сомнений.
— Я сказала ему, что работа на автозаправочной станции — вовсе не цель моей жизни. — Она нахмурилась. — Отец обиделся. Я чуть не умерла от горя. Но я была обязана сказать это. Обязана. Иначе быт засосал бы меня так же, как он засосал моих подруг.
Тенгвальд опустил стакан. Он хотел прикоснуться к Сигрид, но понял, что этого делать не следует, и еле слышно пробормотал:
— Я понимаю…
Благодарностью ему стала слабая улыбка.
— Папа молчал несколько дней, — продолжила она. — Но не опускал рук. Честно говоря, именно он предложил мне поступить на курсы менеджеров по туризму. «Разве есть лучший способ увидеть мир? — спросил он. — Ты будешь путешествовать и одновременно получать за это жалованье». Именно так я и поступила. С отличием закончила курсы в Нарвике. А потом меня продуло на пристани. Воспаление среднего уха отсрочило мой первый заграничный вояж по прокладке нового маршрута, — у нее приподнялся уголок рта, — но к концу лета, когда мое здоровье восстановится, я улечу на первой же железной птице, которая поднимется в воздух.
Когда Сигрид говорила о путешествиях, ее лицо начинало светиться.
— Теперь вы понимаете, что я не могу дать волю тому… — Она резко остановилась, поняв, что не может назвать по имени чувство, которое связывало ее и Тенгвальда. — Ну, всему этому. — Сигрид помахала рукой между собой и им. — Настала пора превратить мечты в явь. Тенгвальд, я много лет приносила себя в жертву и не могу рисковать тем, что снилось мне по ночам. Просто не могу.
…Недаром говорят, любопытство сгубило кошку. Именно любопытство причиняет людям большинство неприятностей. Если верить истории, чрезмерная любознательность стала причиной падения множества царств. Сигрид искренне боялась, что с ней случится то же самое.
Она следила за Лоттой и Ловисой, сидевшими за столом и орудовавшими акварельными красками. Амалия и Фредрик регулярно звонили из Нью-Йорка и разговаривали с дочерьми, но девочкам этого было недостаточно. Сигрид предложила двойняшкам каждую неделю готовить посылку родителям — письма, открытки, моментальные снимки, маленькие подарки и домашнее печенье. Эта идея пришлась детям по душе. Они знали, что мама и папа будут довольны, и ощущали свое родство с ними.
Пока сестры рисовали картинки для посылки, Сигрид предавалась своим мыслям.
С того вечера, когда она объяснила Тенгвальду, почему не может дать волю магнетизму, существовавшему между ними, прошли долгих две недели. Сигрид была уверена, что он ее понял. И все же окончание той беседы не давало ей покоя и пробуждало любопытство.
Когда она закончила рассказ, Тенгвальд долго молчал. А потом мрачно кивнул, не сводя с нее зеленых глаз.
— Я думал, что небольшое исследование поможет нам лучше понять природу происходящего, — сказал он. — Если мы поймем ее, то сумеем обуздать. Но мне стало ясно, что вы этого не хотите. И теперь я понимаю почему.
Тенгвальд тяжело вздохнул и добавил:
— Сигрид, я отношусь к вашим решениям с уважением. Честно говоря, я бы тоже хотел избавиться от… этого. У меня есть на то свои причины. Причем достаточно серьезные. — Он оперся руками о колени, встал и серьезно подытожил: — Следовательно, мы должны отказаться от своих чувств. Вести себя так, словно их не существует. Если вы согласны, то я тоже согласен.
На том разговор и закончился.