— Ты научила меня многому, — продолжил Тенгвальд. — Тому, чему не смог научить никто другой.
Сигрид смотрела на него, затаив дыхание. Только это ей и оставалось.
— Ты помогла мне познать самого себя. Раскрыла мне глаза. Заставила изменить планы на будущее. Благодаря тебе я понял, что смог бы быть хорошим мужем. Добрым и любящим отцом.
И будешь! Будешь! — хотелось крикнуть Сигрид, но она опять не посмела.
— Не вздумай утверждать, что мое чувство было безответным, — сказал Тенгвальд. — И что ты сама не изменилась за прошедшие недели.
Тон его голоса был суровым, но Сигрид чувствовала, что за ним скрывается мольба.
— Конечно, я… — Но желание признаться тут же поборол страх. Она решительно выпрямилась. — Послушайте, Тенгвальд… Неужели все это имеет значение? Я все равно скоро уеду отсюда…
— Имеет, черт побери! — В его зеленых глазах снова вспыхнул неистовый гнев. — Ни за что не поверю, что эта история раскрыла глаза только мне!
Он перевел дух, слегка успокоился и продолжил:
— Ты была убеждена, что никогда не выйдешь замуж, не будешь иметь детей и что согласилась присматривать за моими племянницами только по просьбе твоего отца. Потому что временно не можешь летать на самолете. Но я видел, как ты общаешься с Лоттой и Ловисой. Это доставляет тебе удовольствие. Причем куда большее, чем ты ожидала. Они что-то пробудили в тебе. Я сам был свидетелем этого, так что можешь не спорить.
Тенгвальд опять сделал паузу, словно собираясь с мыслями и, видимо, переживая какие-то душевные движения.
— И не смей говорить, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств! — с силой воскликнул он, выплескивая накопившиеся эмоции. — Думаешь, я не видел, как ты смотрела на меня? Когда я целовал тебя в губы, твое тело пробуждалось к жизни. Стоит мне прикоснуться к тебе, как происходит что-то поразительное.
Сигрид стиснула зубы. А потом кулаки. Если она не будет держаться от него на расстоянии, то ее решимость противостоять влечению рухнет как карточный домик. Тенгвальд узнает все ее тайны… а потом от его чувств не останется ничего, кроме досады и презрения.
Она уперлась рукой в землю и порывисто вскочила, задев каблуком стакан. Раздался звон разбитого стекла.
— Я уже говорила вам, — сквозь зубы процедила Сигрид. — У меня есть свои планы. Свои цели и мечты. Все это я сказала вам ясно и недвусмысленно. Сказала, что не желаю вступать в прочную связь. Сказала, что серьезные отношения не представляют для меня никакого интереса. Я хочу изучать жизнь! — с нажимом воскликнула она. Ее лицо вспыхнуло. — И никто мне не помешает. Городу Шиен нечего мне предложить. Абсолютно нечего. Все свои двадцать три года я провела в такой же глуши и не собираюсь менять одну дыру на другую!
Она резко повернулась и побежала к дому.
Сигрид на цыпочках прошла мимо гостиной, откуда доносились негромкие звуки телевизора. Нужно было войти, посмотреть, чем занимаются двойняшки, и пожелать им спокойной ночи, но она была измучена разговором с Тенгвальдом и не хотела, чтобы дети видели ее в таком состоянии.
Однако избежать этого не удалось. Ее окликнули, и она застыла как вкопанная. Голос Лотты она узнала сразу. Для этого даже не понадобилось смотреть на ее подбородок.
Сигрид остановилась в дверном проеме.
— Да? Я здесь.
— Пожалуйста, дай мне попить, — вполголоса попросила девочка. — Я не могу сойти с места.
— Конечно. — Сигрид вошла в полутемную комнату и удивилась, что двойняшки перебрались с пола, где лежали спальные мешки, на диван.
Ловиса спала мертвым сном, ее голова лежала на плече Лотты. Сигрид потянулась за стаканом и спросила:
— Ты не будешь возражать, если я положу Ловису в спальный мешок?
— Не нужно. У нас с ней договор. Если одна из нас уснет, вторая обязана ее разбудить. Фильм про Тома и Джерри почти закончился, и я решила дать ей отдохнуть перед началом второго.
Лотта схватила стакан и сделала глоток.
— Спасибо. — Потом девочка отдала стакан Сигрид, и та поставила напиток на стол.
От внимания Сигрид не ускользнуло, что Лотта не двигала плечом, стараясь не потревожить сестру.
— Хорошо, когда есть на кого опереться, — невинно объяснила малышка.
На глазах тронутой до глубины души Сигрид проступили слезы.
— Когда мама и папа в первый раз заговорили про Америку, — продолжила Лотта, — они думали, что маме придется остаться с нами. Но мы с Ловисой их отговорили. Нам не хотелось, чтобы папа жил там совсем один. Мы с Ловисой всегда вдвоем. И папе тоже нужно, чтобы кто-то был рядом. Он ведь уезжал очень надолго.
Сигрид с трудом проглотила комок в горле.