— Жаль, Голицын в Петербурге. С ним бы обговорить этот вопрос, — сокрушался Лёшка. — А если письмо с предложением написать?
— Напиши, — пожал я плечами. — И не забудь, как всё в это время медленно решается. В лучшем случае ставки официально начнут устраивать на следующий год.
— Поспорю с кем-нибудь, — оптимистично пообещал Куроедов. — А ежели выиграю, то пятьсот рублей дадут.
Далее мы перешли к обсуждению выставки в университете. Ректор нас помнил и не возражал, правда, наплыва посетителей не обещал. В отпусках студенты и преподаватели. Главное, что нам место выделили и денег много не взяли. Про то, что император мне запретил такого рода деятельность, мы деликатно промолчали.
Немного поволноваться пришлось через несколько дней, когда узнали о прибытии Николая I в Москву.
— Неужели к нашему батюшке? — не мог поверить я. — Или у государя какие-то свои здесь дела?
— Это мы с тобой циничные люди двадцать первого века. А народ в это время верит и чтит церковь, — ответил Лёшка. — Тем более пророчеств отец Нестор выдал с лихвой. У него репутация! Это, друг мой, наш самый роялистый рояль. За ним уже и кустов не видно.
Насчёт репутации батюшки я не спорил. Меня больше возмущало, что чиновники не просто записывали слова отца Нестора, но проверки устраивали и при этом бездействовали. Хотя дед считал, что некоторые события элементарно не могли предотвратить. Я же отцу Нестору тоже выдавал информацию скупо. К примеру, у нас было записано: «пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года» И всё! Кто же знал, что нам понадобятся подробности?
Предположу, что какие-то меры были приняты, но пожар случился. Дворец больше суток горел. Как потом разузнал Куроедов именно 17 декабря почуяли запах гари, нагнали народ, воду стали подавать, пожарный наряд дежурил. Все щели в подозрительном месте залили водой, и основной причиной пожара стало заполнение дымовых труб сажей.
Отец Нестор вещал прогнозы именно в таком виде, без указания причин, но с абсолютно точной датой. И пусть он свои пророческие способности полностью подтвердил, а толку с этого, считай, не было. Зато верили старцу Самарскому безоговорочно. Удачно мы такого авантюриста встретили и «прикормили» информацией. Об источнике своих предвидений отец Нестор умалчивал. Надеюсь, русские политики используют полученные данные, если не дураки.
Сотрудничество с батюшкой у нас было взаимовыгодное. Вот и на открытие выставки он должен прийти, тем самым делая её популярной. Я надеялся, что придёт не пара калек, а чуть больше народа. Заодно поторгуем. Куроедов договорился поставить на улице перед входом небольшой павильон с красками, спичками и теми справочниками, что у нас остались с прошлого года. Мою периодическую систему ещё печатали, а книгу Лизы только начали набирать. Этими источниками знаний вероятнее всего не успеем поторговать. К тому же скачки скоро, некогда будет отвлекаться.
Открыть выставку решили в воскресенье. Батюшка обещал подойти к двум часам пополудни. Вернее, подъехать. Куроедов доложил, что охраны у отца Нестора не меньше, чем у императора. Слишком много народа хочет получить благословение или услышать СЛОВО.
— Ой-ёй, будут у нас проблемы с возвращением домой, — покачал головой Лёшка, узнав, как охраняют отца Нестора.
— Главное, чтобы старец Самарский в Москве не остался, — обеспокоился Куроедов.
— Не должен, — кратко ответил я, полностью уверенный в этом, умолчав о том, что у батюшки нет информации о событиях 1839 года.
Я же ему выдавал это в виде своих снов и не всё сразу, дозированно. Так что в сотрудничестве новоявленный пророк заинтересован больше нас. Вернётся, никуда не денется, если хочет и дальше почивать на лаврах славы и известности. Ну вот как в нём это всё сочетается? Гордыня — один из грехов христианских, но отец Нестор делал вид, что его грех не коснулся и помогает он бескорыстно.
— Не забудет, точно приедет? — тоже начал волноваться Крендовский с утра в воскресенье.
Выставка выглядела печально, неудивительно, что художник переживал. Безусловно, картины мы развесили, часть закрепили на стендах по центру зала. Всё было приготовлено, объявление дано в газетах заранее, ещё плакатик перед университетом извещал об этом событии. Но толку было ноль. Даже ректор университета не стал смотреть, что там мы выставили.
Из профессоров приехал один Павлов и только по той причине, что мы лично прислали уведомление. Михаил Григорьевич с удивлением оглядел чистенький без посетителей зал и вежливо прошествовал к картинам.