Но Галька смотрела на Василия.
— Катись-ка ты отсюда со своей лекцией, — спокойно сказала она. — Я и без тебя грамотная, понял?
— Как ты разговариваешь с человеком? — затряслась Степанида. — Он кто тебе — дядя родной? — так с ним разговаривать! Ты уж совсем, ли чо ли, ума решилась?
— А пускай помалкивает, а то я его быстро на чистую воду выведу.
Кузьма под столом толкнул Василия коленкой, чтобы он отступился от Гальки.
— Ходит где-то хороший парень и не знает, что на него уж тут петля заготовлена, — не смог остановиться сразу Василий. — Вот кому-то достанется золотце.
— Да уж не тебе.
— Упаси бог.
— То-то ты и заоблизывался, когда я в том платье вышла.
Кузьма перебил их:
— Может, мы в бутылку обратно сольем да вас слушать будем?
Выпили. Галька подмигнула Кузьме и показала глазами на Степаниду. Кузьма незаметно покачал головой. Гальке не терпелось видеть, как будут раскошеливать ее тетку. Вот змея! Вызвалась в помощники, а умишко детский, как бы она со своим гонором не испортила все дело.
— А ты чего в клуб не пошла? — совсем некстати спросил он ее.
Галька прищурилась.
— Мешаю, что ли? Я же вам сказала, я за вас, если он, — она показала на Василия, — не будет заедаться.
— Чего это, чего? — насторожилась Степанида.
— Проехали, — отрезала Галька.
Кузьма замер. Разговаривать с Галькой было опасно. Она и понятия не имела о том, что существуют обходные маневры, или считала их лишними для своей тетки, с которой, мол, не стоит цацкаться, а надо, как курицу, хватать, пока она сидит на месте, и щипать. Нахмурившись, Кузьма показал ей, чтобы она помалкивала. Галька отвернулась.
— А ты чего, тетка, не допиваешь? — разглядела она. — Всех хитрей хочешь быть?
— Э, нет, так у нас не пойдет, — приподнялся Василий. — Что же ты это, хозяюшка? Давай, давай. Так у нас не делают.
— Ой, да я с ее хвораю, — стала отказываться Степанида.
— Ты, Степанида, чудная, как я на тебя погляжу: я, значит, не буду пить, чтобы и вы, гости дорогие, на меня глядючи, тоже кончали это дело. Так выходит.
— Да ты что, Василий, зачем ты на меня так говоришь? Разве я такая? Ты скажешь так скажешь. Разве мне ее жалко? Да пейте всю, для того и достала.
— Без тебя не можем, ты хозяйка.
— Сейчас, сейчас. — Степанида заторопилась, допила. — Ты, Василий, прямо обидел меня. Я теперь все буду думать про это. Да мне для хороших людей ничего не жалко.
— Посмотрим, — сказала Галька.
— Чего это ты, змея подколодная, собралась смотреть?
Кузьма торопливо сказал:
— Наверно, в кино собралась, а на билет нету. Ухажера еще не заимела, чтоб на свои водил.
— Да ее, кобылу, все киномеханики бесплатно пускают. У ей вся деревня ухажеры. Доброго человека с рублем не пустят, а она, откуда ноги растут, вертанет, и денег не надо. Прямо Василиса Прекрасная — куды тебе с добром! Я оттого и в кино это не хожу, что мне за ее перед народом стыдно.
У Гальки раздулись ноздри, но Кузьма не дал ей взорваться.
— Давайте еще по одной, — сказал он. — Тебе, Галька, налить?
— Назло ей буду пить, чтоб она от жадности лопнула.
— У-у, язва! Ждет не дождется моей смерти, а я ей с девяти лет заместо матери была. Поила, кормила и вот вырастила, полюбуйтесь, хорошие люди. Все для ее делала, а от ее доброго слова не слышу. Отблагодарила!
Степанида приготовилась плакать, полезла за подолом.
— Ладно вам, — сказал Кузьма. — Давай, Степанида, выпьем, чтоб ты еще сто лет жила да беды не знала.
— Зачем мне, Кузьма, сто лет? Я уж намаялась, и правда скорей бы на покой. Работать не могу, а люди не верят. Я ведь только с виду здоровая, а изнутри вся порченая. Она вот смеется, а время подойдет, поймет, как это бывает. Поймешь, поймешь, голубушка, не подсмеивайся, — голос у Степаниды снова отвердел.
— Сколько у тебя, Степанида, в этом году трудодней? — спросил Василий.
— Двести пятьдесят.
— Да сколько не работала.
— Больная я, Василий.
— Я это к тому говорю, что ты на меня как на бригадира не обижаешься?
— Что ты, Василий, что ты — какие обиды! Где бы я столько заработала? Спасибо тебе.
— И по правлениям тебя нынче таскать не будут, минимум есть.
— Есть, есть. Нынче я спокойна, не подкопаются. А все ты со своей капустой. Я на тебя рада богу молиться, а ты выдумал, будто мне бутылку жалко. Ой, Василий, да как это тебе на ум пришло?
Василий сказал:
— А ты знаешь, Степанида, зачем мы пришли?