— Мешаю, что ли? Я же вам сказала, я за вас, если он, — она показала на Василия, — не будет заедаться.
— Чего это, чего? — насторожилась Степанида.
— Проехали, — отрезала Галька.
Кузьма замер. Разговаривать с Галькой было опасно. Она и понятия не имела о том, что существуют обходные маневры, или считала их лишними для своей тетки, с которой, мол, не стоит цацкаться, а надо, как курицу, хватать, пока она сидит на месте, и щипать. Нахмурившись, Кузьма показал ей, чтобы она помалкивала. Галька отвернулась.
— А ты чего, тетка, не допиваешь? — разглядела она. — Всех хитрей хочешь быть?
— Э, нет, так у нас не пойдет, — приподнялся Василий. — Что же ты это, хозяюшка? Давай, давай. Так у нас не делают.
— Ой, да я с ее хвораю, — стала отказываться Степанида.
— Ты, Степанида, чудная, как я на тебя погляжу. Я, значит, не буду пить, чтобы и вы, гости дорогие, на меня глядючи, тоже кончали это дело. Так выходит?
— Да ты что, Василий, зачем ты на меня так говоришь? Разве я такая? Ты скажешь так скажешь. Разве мне ее жалко? Да пейте всю, для того и достала.
— Без тебя не можем, ты хозяйка.
— Сейчас, сейчас, — Степанида заторопилась, допила. — Ты, Василий, прямо обидел меня. Я теперь все буду думать про это. Да мне для хороших людей ничего не жалко.
— Посмотрим, — сказала Галька.
— Чего это ты, змея подколодная, собралась смотреть?
Кузьма торопливо сказал:
— Наверно, в кино собралась, а на билет нету. Ухажера еще не заимела, чтоб на свои водил.
— Да ее, кобылу, все киномеханики бесплатно пускают. У ей вся деревня ухажеры. Доброго человека с рублем не пустят, а она, откуда ноги растут, вертанет, и денег не надо. Прямо Василиса Прекрасная — куды тебе с добром! Я оттого и в кино это не хожу, что мне за ее перед народом стыдно.
У Гальки раздулись ноздри, но Кузьма не дал ей взорваться.
— Давайте еще по одной, — сказал он. — Тебе, Галька, налить?
— Назло ей буду пить, чтоб она от жадности лопнула.
— У-у, язва! Ждет не дождется моей смерти, а я ей с девяти лет заместо матери была. Поила, кормила, и вот вырастила, полюбуйтесь, хорошие люди. Все для ее делала, а от ее доброго слова не слышу. Отблагодарила!
Степанида приготовилась плакать, полезла за подолом.
— Ладно вам, — сказал Кузьма. — Давай, Степанида, выпьем, чтоб ты еще сто лет жила да беды не знала.
— Зачем мне, Кузьма, сто лет? Я уж намаялась, и правда скорей бы на покой. Работать не могу, а люди не верят. Я ведь только с виду здоровая, а изнутри вся порченая. Она вот смеется, а время подойдет, поймет, как это бывает. Поймешь, поймешь, голубушка, не подсмеивайся, — голос у Степаниды снова отвердел.
— Сколько у тебя, Степанида, в этом году трудодней? — спросил Василий.
— Двести пятьдесят.
— Да сколько не работала.
— Больная я, Василий.
— Я это к тому говорю, что ты на меня как на бригадира не обижаешься?
— Что ты, Василий, что ты — какие обиды! Где бы я столько заработала? Спасибо тебе.
— И по правлениям тебя нынче таскать не будут, минимум есть.
— Есть, есть. Нынче я спокойна, не подкопаются. А все ты со своей капустой. Я на тебя рада Богу молиться, а ты выдумал, будто мне бутылку жалко. Ой, Василий, да как это тебе на ум пришло?
Василий сказал:
— А ты знаешь, Степанида, зачем мы пришли?
— Не-ет. — Степанида, не выдержав, быстро и тревожно глянула на Кузьму. — Я думала, так просто, посидеть.
— Притворяется, — безжалостно сказала Галька.
Василий одернул ее:
— Да помолчи ты! Без тебя обойдемся. — Степаниде сказал: — Посидеть — это само собой. Но у нас с Кузьмой к тебе еще одно дело есть. Ты слышала, что у Марии большая недостача?
— Слышать слышала, кто-то сказывал.
— Выручи их, Степанида. Дело серьезное: если завтра, послезавтра они не соберут, Марию могут забрать. А у тебя, наверно, деньги есть.
— Ой, да откуда у меня деньги?
— Дай им, Степанида. Я ото всей деревни тебя прошу. Дело такое.
— Мы скоро отдадим, — сказал Кузьма. — Мне после отчетного собрания ссуду дают. Это ненадолго.
— Вот видишь, это ненадолго, — продолжал Василий. — Они люди надежные, дай им, Степанида.
— Да если бы они у меня были, я бы не дала, ли чо ли?
Галька закричала:
— Есть они у ней, есть, не верьте! Есть они у тебя, тетка! — крикнула она Степаниде. — Чего ты врешь?
— А ты их у меня видала? Ты их у меня считала? — подскочила Степанида.
— Не видала и не считала, а знаю, что есть. Ты бы давно уж удавилась, если бы у тебя их не было. Ты бы их украла. Ты кулак, хуже кулака, тебя раскулачивать надо!