— Ну, что встали-то? До скольких часов у нас праздник? — мужчина обернулся и окинул взглядом присутствовавших. Мария Васильевна в изумлении посмотрела по сторонам, словно не понимая, кому адресовался вопрос.
— До одиннадцати…
— Ну так еще полно времени впереди. Пойдемте, давайте, — и Александр Александрович развел руки в стороны, показывая собравшимся, что им пора уходить. И, когда народ стал спускаться по лестнице, мужчина наклонился к Пчёлкину. — Замок только обратно повесить не забудь.
Витя кивнул, и директор двинулся к лестнице, замыкая своеобразную процессию вчерашних школьников. Возвышавшийся над ребятами Космос лихо обернулся на ступеньках и показал оставшимся возле пожарной лестницы Лизе и Вите вскинутый вверх кулак в знак одобрения и поддержки. Лизавета прижалась губами к плечу Пчёлкина, не боясь испачкать ткань — помады на её губах уже давно не наблюдалось.
— Я в шоке…
Витя обернулся и посмотрел на подругу. И изменения в ее внешнем виде, которые он сумел разглядеть как следует лишь сейчас, заставили его восхищенно усмехнуться.
— Торкнуло всё-таки?
Черкасова совсем уж озорно рассмеялась и кивнула.
— Ты их видел? Так смотрели все…
Пчёлкин шагнул к девушке и, обняв её за талию, скользнул руками вперёд и ниже. Лиза судорожно ахнула и не сразу заметила, куда именно парень запустил руки. И опомнилась, лишь когда он вытащил из кармана собственного пиджака навесной замок и шагнул к решетчатой двери. Молча, закусив губу, наблюдала она за тем, как он легким движением защелкнул замок. Он бывал здесь и раньше, и не один раз — это она поняла сразу, и сейчас лишний раз убедилась в этом.
А вот тело её по-прежнему предательски горело от его обманного движения. И он чувствовал, как она подрагивала от возбуждения. Вот только он прекрасно понимал, что именно примешалось к этому её состоянию. Ведь бутылка была полупустая.
Парень сделал шаг вперед и коснулся кончиками пальцев её ключицы.
— У нас всё будет с тобой, — его слова, произнесенные по-особенному хрипловато и проникновенно, заставили ее судорожно и жарко выдохнуть, — но не сейчас и не при таких условиях. Ты пока что совершенно не готова.
— Откуда ты знаешь? — девушка посмотрела ему в глаза, но в ответ получила лишь неопределенный кивок, который заставил её закусить губу. До правдивой догадки она дошла сама.
Наверное, он был прав. По крайней мере, ему было виднее — это уж точно.
— А точно будет-то?
Не будь она подвыпившей, такой вопрос ни за что и никогда бы не сорвался с её губ.
Но слово — не воробей.
Витя засмеялся и притянул девушку к себе. Обнял, но на этот раз без всяческого подтекста, и поцеловал в висок. На душе у него стало намного легче — теперь-то уж она точно и думать забыла о его аттестате.
— Точно. Никуда ты от меня не денешься.
========== Драббл, R. Артур, Каверин, 1999-ый год. ==========
Звонить ментам было, конечно же, весьма глупо — слишком уж хорошо знал Володя сию когорту. Да и прекрасно понимал он, что с Беловым вопрос уже порешен. Пусть мальчик оторвется напоследок.
А квартиру он все равно менять собирался.
То и дело недобро скалясь, Каверин вышагивал по огромной гостиной, оглядывая следы от пуль в светло-сиреневых стенах и переступая через мелкие обломки расстрелянной мебели авторской работы. Дорогого барахла было, несомненно, жаль, но думал сейчас Володенька, мягко говоря, немного о другом.
А сзади, то и дело прикладывая чуть запылившийся носовой платок к влажному лбу, пошатывался перепуганный до полусмерти Артур.
— Что, Артура, страшно? — на мгновение обернувшись в сторону Лапшина, пропел Володя и откинул мыском ботинка не убранный осколок вазы.
— Нормально. Ты когда палача этого выпускать собираешься?
Каверин ответил не сразу, словно то ли оттягивая момент, то ли и впрямь призадумавшись. О Максе он, разумеется, думал, но думал вскользь, не серьезно. Да, Карельский сослужил отличную службу, но теперь-то он, по большому счету, не особенно был нужен. Свою партию он сыграл, и теперь его можно было бы даже в расход пустить, чтобы перед глазами не маячил…
— Пускай посидит еще, для надежности. Белов точно еще вылезет, рано пока дергаться. А уединение ему только на пользу пойдет.
На определенной фразе Артур нервно передернулся — правда-матка не особенно его обрадовала.
— Усложняешь ты, Володя. Я бы Белого сразу грохнул, с ними же вместе, и все. Зачем нам подставляться лишний раз?
Володя спрятал уцелевшую руку в карман брюк и повернулся к Лапшину.
— Ты на Канарах был?
Вопрос из серии «совсем уж не в кассу» заставил Лапшина изумленно глянуть на собеседника и наклонить голову чуть вбок.
— А причем здесь Канары?
— Я тебя спрашиваю: ты на Канарах был?
— Ну, был, разумеется. Я, когда отсюда свинтил, я полмира объездил, — неспешность Каверина с легкостью вывела Артура из себя. Ему хотелось получить ответ на свой вопрос, а не играть в загадки.
— Так у них там были кто-то типа аборигенов местных, потомков испанцев — гуанчи. Экскурсовод рассказывал. Короче суть в том, что у этих гуанчей закон был мудрый: сосед там, ну, соседа грохнул, к примеру. Они что делали? Они не убийцу наказывали, они сына казнили, там, или брата. Преступника приговорить — это туфта, это я тебе как мент говорю. А вот заставить человека помучиться, чтобы ему самому жить расхотелось от горя и тоски — вот, это дело, это тема.
— Ага. Только вот Белов — это тебе не абориген какой, — Артур оглядел изуродованную гостиную и подошел к Каверину вплотную, кивнув в сторону одного из расстрелянных пулеметными очередями окон. — Он, вон, как грохнет из гранатомета — и все.
— Не боись, Артура, не успеет, — казалось, именно похожей фразы Володя и ждал, чтобы поиметь возможность смаковать удовольствие от осознания собственного превосходства над давним врагом. — Саша Белов уже не жилец. И потом — ты же сам не против был. Так чего сейчас задергался?
— Конечно, не против, — огрызнулся Артур, спрятав платок в карман пиджака. — Я на все был согласен, лишь бы этого ублюдка со света сжить. Самому только подыхать неохота, знаешь ли.
— Ну, ты, вообще-то, сам виноват, — протянул Каверин, взглянув на «напарника» и проигнорировав его крайнюю фразу. Кого именно Лапшин величал ублюдком, было ясно, словно божий день. — Уж забрал бы девку с собой и проблем бы не было.
Каверина эта тема никак не касалась, и это вывело Артура из себя. Но сказать это в открытую Лапшин, разумеется, не решился. И потому ограничился попыткой защититься.
— Куда бы я ее забрал? Ни кола, ни двора, ничего. Я же несколько лет по свету мотался, устраивался.
— Но получается, что это ты сам ее ему оставил. Сам и виноват.
— Пусть так, — Артур отмахнулся от режущей глаза правды и отошел к камину, в котором прятался от обстрела всего пару часов назад, — главное, что с этим покончено. Так ему, падле, и надо.
Володя дернул плечами и ничего не ответил, а Лапшин призадумался, покусывая губу.
Мечту, которая заключалась в мести за Лизавету, он лелеял с девяносто первого. Пусть весьма смутно, но до сих пор он помнил, как связался с ним тогда Каверин и передал роковую весть. Прилететь на похороны было равносильно подписанию самому себе смертного приговора, потому-то Артур и бесился, запертый в Германии, словно в огромной клетке.
Убить. Разорвать. Заставить мучиться. Вот, чего желал Артур своему сопернику больше всего на свете на протяжении восьми лет. И даже не задумывался, соглашаясь сотрудничать с Кавериным и выступать на его стороне в предвыборной гонке, прекрасно понимая, что интересы их совпадали. Пусть действующие лица и ситуации разнились, но вот конечная цель была одинаковой.
Она его не любила никогда. Артур прекрасно знал это и чувствовал. Принять только никак до конца не мог, и понять не получалось: почему она так к этому Пчёлкину привязана была? Почему даже после всего, что пережила из-за него, из-за этого недоноска, не сумела переключиться и забыть? Ну ведь он-то, Артур, он бы в лепешку бы расшибся, чтобы ее осчастливить!