Соня вздрогнула несколько раз у меня на руках и затихла. Много ли надо такой малышке?
Совсем недавно я сам собирался выпустить бельчат. Сейчас же мне хотелось, чтобы они все время были дома, в полной безопасности. Но разве удержишься, если Буян с Любой уже не могут без высоты, без свежего лесного воздуха, настоенного на смолистых шишках, не могут жить без воли?
Целыми днями изнывали они на подоконнике, царапая коготками стекло, отделявшее их от зелени, голубого неба, от притягательной высоты. Ведь они уже познали радость свободы.
И вот я снова несу своих питомцев в лес. На этот раз подальше от дачного поселка, от хищного Рамса, на берег реки, к пионерскому лагерю. До самого обеда скакали и резвились малыши на раздолье.
Люба все же вернулась на зов. Буян же заартачился, не хотел возвращаться в карман. Я зашагал к дому в расчете, что упрямец, испугавшись одиночества, догонит меня, юркнет в карман к своей сестренке или усядется ко мне на плечо, как уже бывало раньше. Он, и правда, пустился было за мной, перелетая с дерева на дерево. По потом то ли утомился, то ли увлекся чем-то — отстал.
«Ну, если решил, что ты уже взрослый, — подумал я, — оставайся в лесу. Рано или поздно это все равно должно было случиться».
И все-таки после обеда я не выдержал — отправился проведать беглеца. Может быть, уже соскучился там, бродяжка, разыскивает мае с Любой.
…Ребячьи крики встревожили меня еще издалека. Так нехорошо, дико, отрывисто кричат они, охваченные стадным чувством, когда творят что-то постыдное: избивают вдесятером одного или преследуют какое-то слабое, совершенно беззащитное перед ними существо.
К сожалению, я не ошибся. Мальчишки гоняли по деревьям Буяна. Гоняли, чувствовалось, давно и упорно, потому что шустрый неутомимый Буян на этот раз еле перепрыгивал с ветки на ветку. (Как мотом выяснилось, он был уже ранен). В него летели комья земли, пилки, сосновые шишки.
Моего крика не было слышно за диким улюлюканьем, свистом и ноем. Я опоздал. Один из мальчишек куском дерна точно попал в бельчонка. Распушив хвост, Буян спланировал на землю с шестиметровой высоты, снова взметнулся было вверх по стволу… увы, без прежнего проворства. Мальчишка сграбастал его обеими руками, прижал к шершавой коре. Буян вывернулся, сумел-таки укусить негодника за палец. И за это поплатился жизнью.
Я вырвал у юного палача из рук уже вялый комочек. Умирал Буки долго и мучительно: вздрагивал, кашлял с кровавыми пузырями, задыхался. Недавно такие веселые карие глазенки медленно мутнели, как бы уходили под воду, и в них мне все чудился мучительный вопрос: «За что?»
В самом деле — за что? За что убиваем мы живую красоту леса— белок, которые случайно уцелели еще вблизи дачных поселков, зайчонка, ставшего чуть ли не экзотической редкостью там, где расселился человек, голосистых пичужек? Почему не полюбоваться на изумительно красивые, грациозные движения жизнерадостного зверька? Обязательно изловить, убить, уничтожить!
Не есть ли это отвратительнейшее проявление собственничества? Мели зверек общий, ничей, пусть будет моим! Хотя бы мертвым, но моим!
Некоторые из ребят, принимавших участие в травле Буяна, были явно смущены таким исходом охоты. Один из них пошел даже провожать меня к дому, помогал выкопать руками могилу в песчаном откосе. От него я узнал, что Буян вначале сам спустился к ним по дереву и добровольно дался в руки. Ведь от человека он ждал только добра. Откуда было знать, глупому, что люди-то бывают разные!
Он пустился в бегство лишь когда его придавили, убежал от диких криков и свиста. Тогда и началось преследование.
26 июля. Любочка наконец успокоилась. Сегодня она уже резвится, прыгает, снова тщательно умывается. Все последние дни она часами просиживала у окна, глядя на качающиеся от ветра верхушки сосен, редко умывалась, почти ничего не ела.
Зато ее привязанность ко мне стала, кажется, еще больше. Ей нравится сидеть у меня на плече или тереться мордочкой о щеку.
Еще вчера она вырывалась от своих дрессировщиков и убегала на шкаф. Зато сегодня Илюша с Колей довольны: Любочка без всякой приманки, добровольно раз двадцать пронесла свое красивое тельце через кольцо, даже не задев его хвостом.
Мальчики пророчат ей блестящую артистическую будущность. Илюша от такого успеха немедленно решил стать дрессировщиком и выступать с Любочкой в цирке. Рассудительный Коля пристыдил его: «Мы ведь не для цирка ее дрессируем — для науки!»
30 июля. Ребята не приходили два дня. Я уже начал беспокоиться — не случилось ли что-нибудь. Но вот они снова явились и не с пустыми руками: принесли сделанное из ивовых прутьев большое, вращающееся на оси колесо с перекладинками. Сколько же надо провозиться, чтобы создать такое сооружение по картинке из книги?!