Разумеется, слоненку немедленно оказали медицинскую помощь, но избежать заражения, которого так опасался доктор, все же не удалось: правая передняя нога загноилась, образовался болезненный нарыв. Слоненок — не обезьяна, в постель его не уложишь.
Малютка с превеликим трудом ковылял на трех ногах. Лоди почти не касалась пищи, боясь даже на минуту оставить детеныша. В слоновнике теперь непрерывно слышались стоны больного и гудение его встревоженной матери.
Положение все осложнялось. Ни мази, ни пластыри не помогали. Со дня на день могла появиться гангрена. Консилиум врачей вынес решение: хирургическая операция.
Делать ее решили в том загоне, куда переселяют слонов на ночь. От вольера загон отделялся специальной «слоновьей» оградой, разрушить которую едва ли смог бы даже тяжелый танк. Через решетку Малютка мог видеть свою мать, это должно было действовать на него успокаивающе. По опыту уже знали, как буйствовал слоненок, когда его хотя бы на час отделяли от матери для измерений и взвешивания. Да и тот сокрушительный дебош, что учинила однажды разлученная с сыном Лоди, был еще у всех на памяти.
В назначенный день Малютка стоял в пропахшем карболкой загоне и поедал свои любимые лакомства — яблоки, морковь, капусту, белые булки. Четверо санитаров привязывали его ноги к вделанным в полу кольцам. Худощавый доктор с волевым, даже несколько суровым лицом вполголоса давал указания помощнику и придирчиво осматривал специально для слоновьей кожи изготовленный ланцет. Рядом, на столике, поблескивала медицинская посуда, белела пухлая вата.
Лоди привалилась шишкастым лбом к решетке и шумно, тяжело дышала. Обстановка ей была известна: в свое время Лоди сама перенесла две операции — первый раз, когда на боку у нее образовалась под кожной складкой язва, второй — когда ей обрезали вросшие в тело копыта. Оба раза было очень больно, но Лоди стоически сносила эту боль, потому что инстинктивно чувствовала: люди хотели ей добра. И она не ошибалась — в обоих случаях сразу же после операции наступило облегчение… Но одно дело терпеть боль самой, другое — когда собираются причинить боль детенышу. И Лоди страшно волновалась.
Все шло хорошо, пока санитары не начали поднимать канатом больную ногу слоненка. Малютка тотчас потерял интерес к лакомствам, рванулся с места… О, ужас! Ноги накрепко приросли к полу. Малютка взвыл, всем телом устремившись к матери, упал на колени. Но Лоди, протянув к нему сквозь решетку хобот, загудела ласково, успокаивающе, будто уговаривала набраться мужества, потерпеть. И слоненок утих.
Санитары помогли ему подняться, а служительница, у которой от волнения и жалости заметно подрагивал подбородок, подала слоненку большое румяное яблоко.
По знаку доктора санитары снова стали отрывать от пола больную ногу, чтобы укрепить ее в свисавшей с потолка петле. Однако стоило Малютке встряхнуться, как четверо дюжих мужчин повалились на пол. Лоди вновь затрубила, призывая сына подчиниться, но, чувствовалось, возбуждение ее все росло, и выдержки ее могло хватить ненадолго.
Доктор заспешил.
— Отставить петлю! — распорядился он. — Захлестните ногу канатом и держите неподвижно. Операция-то минутная, а мы готовимся полчаса.
Малютка был еще слишком юным, чтобы стойко переносить боль.
Отчаянный вой пронесся над зоопарком, едва нож коснулся болезненного нарыва. Слоненок уже не внимал голосу своей разумной матери. Ему было очень больно, и он метался так, что четверо санитаров, повисших на его ноге, раскачивались из стороны в сторону.
Жалобный крик Малютки терзал сердце Лоди. Когда же слониха увидела медленно растекавшуюся лужу крови, самообладание окончательно покинуло ее. Над бетонными сводами загона заколотился воинственный трубный рев Лоди. Стопудовая решетка, способная выдержать натиск десятков разъяренных львов, задрожала, словно проволочная сетка. С куполообразного потолка посыпались камни, куски бетонной штукатурки.
— Держите! — сдавленным голосом прикрикнул доктор на оробевших санитаров. И четверо здоровенных мужчин снова навалились на больную ногу слоненка.
Операция продолжалась. Почти лежа, каждую секунду рискуя быть раздавленным под тяжеленной стопою Малютки, доктор аккуратно закладывал томпон в открытую рану. Дикий, заполнивший весь мир крик Лоди оглушал его. Трещала решетка, летели с потолка камни. Требовалось громадное напряжение воли, чтобы не убежать из этого ада.
Обезумевшая мать ломилась сквозь стальную ограду на выручку сына, которому люди причиняли боль. Своей собственной боли она уже не чувствовала.