Старушка все еще думала, что перед ней паясничает ряженый озорник из соседнего драмкружка. Мишка подергивал носом и таращил на грозную женщину круглые глазенки, не понимая, чем он мог так рассердить ее.
— Извольте сию же минуту удалиться! Иначе я позову коменданта! — пригрозила старушка.
Рукавичкин не понял ее слов, но то, что ему здесь не рады, было ясно. Слегка выгнувшись назад, Мишка поставил ведро на рояль и, виляя задом, заковылял на задних лапах к выходу.
— Двери полагается закрывать за собой, молодой человек! — крикнула вслед ему пианистка.
Но оскорбленный медвежонок уже спускался на всех четырех по широкой каменной лестнице. Тонким чутьем он безошибочно улавливал все неощутимые для людей струйки свежего воздуха и скоро оказался у выхода. Навалиться плечом на тяжелую входную дверь и прошмыгнуть в образовавшуюся щель было сущим пустяком. Но, увы, вместо знакомого желтого автобуса у подъезда стоял синий с красной каймою милицейский мотоцикл. Мишка прикинул, нельзя ли на нем укатить домой, в зоопарк, как на привычном самокате. Он даже поцарапал жесткие шины, сунул нос под полог прицепной коляски, потрогал блестящий руль… Нет, не то! Все не то!
Уличный шум назойливо лез в уши. Вокруг собиралась толпа. И люди, обычно такие покладистые и благожелательные, когда сидят в зале на лекции или глазеют на зверей через решетку, сейчас вели себя совсем странно: кричали, шарахались назад, стоило подойти к ним поближе. А Мишке непременно нужно было разыскать кого-ни-будь из своих — Зою, Марию Егоровну или хотя бы шофера. И он, вытягивая шею и принюхиваясь, настойчиво подступал к толпе, пока кто-то не запустил в него яблоком.
Мишка отскочил прочь, на мостовую. Тотчас наперерез ему метнулся слепящий сгусток солнца. Дико взвизгнули тормоза, и хромированный буфер автобомиля, качнувшись, замер у самой морды медвежонка. Рукавичкин сжался в комок. Но ведь путь в зоопарк, как подсказывал инстинкт, пролегал как раз через ревущий зловонный поток автомобилей, затопивший улицу во всю ширь. И Рукавичкин решился. Железные чудища заметались перед ним, как стадо обезумевших зубров: кидались в стороны, грудились кучей, вставали поперек дороги, отчаянно вскрикивали гудками. Отовсюду на Мишку целились широко расставленные стеклянные глаза фар.
Едва удалось пронести шкуру сквозь автомобильную стаю, невесть откуда выскочила тонконогая собачонка и зашлась истерическим лаем. Несносная частила на самых высоких нотах, срывалась на визг, подкатывалась под ноги, делая вид, что вот-вот укусит. Очевидно, забияка всю дорогу, вихлялась бы позади, как привязанная, если б Рукавичкин, потеряв терпение, не отпустил нахалке пинка. Собачонка несколько раз кувыркнулась в воздухе, шлепнулась в лужу возле киоска мороженщицы и, поскуливая, уползла за каменную урну…
Но что однако поделалось с людьми? Куда они все вдруг заспешили? У Мишки зарябило в глазах от мельканья бегущих ног, цветастого водоворота одежд. Сверкнул никелированными уголками чей-то чемодан, рванулась вбок пузатая хозяйственная сумка, прямо из-под морды метнулись вверх детские сандалии, полыхнула красным пола женского плаща. И снова — ноги, убегающие ноги… Всеобщая тревога передалась и медвежонку. Он ударился в размашистый галоп. А вдогонку у самых тротуаров мчалась за ним милицейская машина, и бил по ушам громоподобный рык ее громкоговорителей:
— Граждане, спокойствие! Медведь ручной, из зоопарка. Водители, будьте осторожны! Не пугайте зверя!
Если б Рукавичкин догадался поднять голову, в милицейской ма*/ шине он увидел бы Зою. Высунувшись из кабины, девушка звала своего любимца, но металлический рев громкоговорителей заглушал ее призыв.
Впереди из тесной арки ворот выползал на улицу громоздкий автофургон. Зоя увидела, как рыхлый коричневый ком с налета закатился под колеса…
— Стойте! Сто-о-о… — закричала Зоя, на ходу прыгая с подножки.
Фургон содрогнулся, как от испуга, и стал поперек тротуара. Но раздавленного медвежонка не оказалось под его железным брюхом. Рукавичкин в это время был далеко: он искал тихого уголка на заднем дворе, в тесном лабиринте гаражей и сараев. После утомительной гонки ему необходимо было отдышаться и вылизать шерсть: от нее ужасно воняло машинным маслом и чем-то паленым.
Путь преградил кирпичный забор. Медвежонок без особого труда вскарабкался на него и по корявому стволу акации спустился в соседний двор, спугнув одинокую черную курицу, которая рылась тут в прелой листве. Неподалеку на куче песка возились малыши. Мишка только было приладился вылизывать спину, как подбежала светловолосая резвушка с совочком и обняла косматого гостя за шею.