Выбрать главу

Комиссия решила пересмотреть свое решение насчет допуска меня к работе испытателя. Я, однако, сам написал заявление в дирекцию о том, что в сложившейся ситуации отказываюсь от работы испытателя. Меня вызвали в партийное бюро. Секретарь партбюро сказал, что считает мое поведение недостойным члена партии. Я пригрозил написать письмо в ЦК КПСС обо всем, что творится у нас в комбинате. Он сбавил тон, попросил «не разводить склоку в коллективе», пообещал «принять решительные меры к тому, чтобы нормализовать обстановку». Я не стал слушать его демагогию до конца и ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.

В день получки я обнаружил, что испытательскую надбавку к зарплате мне все-таки выплатили. Я спорить не стал.

Но, как говорится, нет худа без добра. Я заметил, что мои усовершенствования старых протезов были излишне сложными и имели свои недостатки. Оказывается, в моих старых протезах достаточно сделать незначительные изменения, чтобы они стали лучше новых. И никакой Гробовой теперь не сможет разгадать их секрет.

Кто виноват

Негодование в комбинате по поводу моей истории было необычайное. Многие требовали предать факт гласности. Но начальство решило «не поднимать шум из-за пустяка». Тем более и мое поведение нельзя считать партийно правильным. Ко мне в кабинет зашел Социолух. Он усмотрел в моей истории проявление «глубоких пороков коммунизма».

— Нельзя во всем винить наш социальный строй, — сказал я. — Во многом виноваты обстоятельства и мы сами.

— Верно, — согласился он. — Но кто несет ответственность за «Атом» и за твою инвалидность? Кто повинен в том, что тебе не дают реализовать твое изобретение? Почему такие ничтожества, как Гробовой, вылезают наверх? Почему так жалок наш бытовой уровень?

— Согласен! Но ведь жизнь есть борьба за существование. Выживает наиболее ловкий и удачливый. Во всякой социальной системе есть свои несправедливости.

— Мне наплевать на другие системы. У меня есть мои личные счеты с нашей. Если и в других системах полно подлостей, это не извиняет подлости нашей.

— Странно, что и у тебя конфликт с системой…

— Мой конфликт может быть глубже, чем твой и Чернова. Я здоров, полон сил. Кто знает, может быть, наша система убивает во мне потенциального великого человека.

— Ты сочинил что-то?

— Кое-что.

— Пусти в «самиздат». Или напечатай на Западе.

— Время «самиздата» прошло. А на Западе то, что надумал я, не напечатают. Положение русского мыслителя безвыходное. Дома свои не пускают. А на Западе в нас признают только протест против некоего тоталитаризма, но ни в коем случае — положительный вклад в культуру. Я ведь не первый в этом роде. Чем значительнее твои результаты, тем хуже для тебя. И плюс к тому — массы людей нуждаются не в истине, а в заблуждении. Сколько веков умами людей владели ложные религиозные идеи о происхождении человека и загробной жизни?! Теперь на их место выдумывают новый вздор.

— Так, может быть, вообще не стоит ничего изобретать и открывать? Жить спокойнее.

— Ты мог бы жить без твоих изобретений?

— Нет.

— Вот и я не могу не думать над своей теорией. Я рожден для нее.

Моя ошибка

В самом начале моей сознательной жизни я сделал ошибку. Я думал, что достаточно будет сделать какое-то открытие или изобретение, как люди сами оценят его по достоинству и воздадут мне за это должное. Я подчинил этому всю свою жизнь. Отказывал себе во всем. Все силы свои отдавал тому, чтобы возвыситься над массой людей за счет трудолюбия, способностей, творчества. Я был не настолько глуп, чтобы не видеть реальности, — того, что в реальности люди оценивают не столько настоящие открытия и изобретения, сколько кажущиеся, но удобные и подходящие для их привычных представлений или, наоборот, для сенсаций. Я также многократно замечал, что признание открытия или изобретения зависит не столько от того, кто его сделал, сколько от тех, кто обладает властью и средствами признать или не признать факт открытия или изобретения. От них зависит и конкретная форма признания. И все же я делал лично для себя исключение. Я надеялся на то, что в отношении меня судьба будет более великодушна. Ведь были же и в нашей истории исключения, когда… Я не знал реальной сути этих «исключений».

Мое заблуждение, однако, сыграло в моей жизни огромную положительную роль: я выкарабкался в число полноценных людей, занял среди них не такое уж плохое место, завоевал уважение. Но за все приходится платить. Теперь настало время пожинать отрицательные последствия моей ошибки.