Я невольно размышлял о госпоже, пока мы шли. Из того, что я знал о людях, четырнадцатилетняя девушка, сумевшая остаться невинной, должна быть с человеческой точки зрения уродиной. Тем более, богатая, приближенная к королю девица, пользующаяся его расположением - кому бы ещё он стал дарить рабов? Что ж, быть может, разница взглядов на красоту рей-на и людей наконец-то сработает в мою пользу? Вряд ли - у человеческой женщины, конечно, не будет треугольных ушей и хвоста. И пушистой она тоже не будет. Трогать гладкую человеческую кожу, женскую - я никак не мог отделаться в такие моменты от ощущения, что я ласкаю мужчину. Впрочем, разницы особой не было.
Мы, наконец, остановились перед дверью в конце коридора, украшенной позолоченными человеческими письменами и странными, несуществующими зверями вроде крылатой ящерицы или рогатой лошади. Ликиец что-то тихо спросил у стоящих неподалёку стражников и негромко постучал. За дверью не раздалось ни звука, но ликийца это не смутило. Он открыл дверь, втащил меня за собой и почти сразу согнулся в поклоне. Я опустился на колени рядом с ним.
- Миледи.
В сумраке комнаты одна из густых теней пошевелилась.
- Ваш венценосный отец прислал вам подарок на день рождения.
Ему не ответили.
- Я оставлю его, миледи, если вы не возражаете.
Ему снова не ответили, и, подождав немного, ликиец снова поклонился и вышел.
Я остался стоять на коленях у двери. Ни одна из теней в комнате больше не шевелилась. Довольно скоро мои глаза привыкли к темноте и, хоть я и смотрел в пол, я позволял себе иногда бросать взгляд в сторону - следить за госпожой. Она сидела у зашторенного окна, держа в руке какой-то продолговатый предмет - перо или заколку. От неё пахло... странно. Не цветочной одурью, уже привычной. Кровью. Как только я понял это, я присмотрелся внимательнее к предмету в её руках. Не заколка и не перо. Кинжал без ножен. Клинок слабо поблёскивал, время от времени ловя луч меж занавесей.
Кровь и кинжал. "Без шрамов от неё точно не уйти", - промелькнула мысль.
- Моя госпожа, я жду ваших указаний, - я осмелился напомнить о себе спустя довольно долгое время. Может, она не слышала ликийца?
Девочка не обратила на меня внимания. Она водила кинжалом по столу. Потом вдруг замерла. И, переместив кинжал, вонзила его во что-то, отчего запах крови стал ещё сильнее.
Я поднял голову и, наконец, рассмотрел, что она делает. Девочка методично взрезала себе руку. Кровь текла по столу, капала, собиралась в маленькую лужицу на полу, а девочка продолжала водить кинжалом.
- Моя госпожа, - я выделил "моя", чтобы не испугать её, - вы поранили руку. Могу я принести лекарства? Или позвать лекаря?
Девочка ничем не показала, что слышала меня. Очевидно, с головой у неё было не в порядке: я слышал, что порой люди сходят с ума. Только представлял это не так. Вспышка ярости, например. Кто будет осознанно ранить себя - даже человек?
А ещё я представил, что случится, если она закричит. Ворвётся стража, и конечно на раба свалят рану госпожи. Не доглядел, например. Ещё эта ненормальная человечка может вонзить кинжал не в руку, а в сердце.
- Госпожа, позвольте вам помочь, - я почти умолял. Даже будучи рабом, потеряв остатки достоинства, я не хотел умирать.
Девочка, не слушая, вынула кинжал из руки - и я не выдержал. Рей-на могут двигаться быстро, если нужно - эта способность всегда умиляет хозяев. Им нравится, когда быстро... неважно. Я успел перехватить её руку и осторожно забрать кинжал. Теперь и я испачкался в крови. Если она умрёт, решат, что убил её я. Для раба - это смерть. Для рей-на - долгие пытки и только в конце - смерть.
Я стал искать, чем можно перевязать рану. Девочка не двигалась. Её кожа была холодной и противно-гладкой, испачканной в крови.
- Госпожа, скажите, где я могу найти лекарства?
Она молчала. Тогда я нашёл и зажёг свечу - взгляд госпожи метнулся к ней на мгновение. Хорошо, я уже начал думать, что она слепа.
Лекарства были, целый ларец - тут же, на столе. Я поднёс свечу поближе к госпоже - она зажмурилась. Я порадовался, что не стал открывать окно - яркий свет наверняка вызвал бы у неё куда более бурную реакцию. У людей глаза такие... хрупкие.
Она не шевелилась, пока я перевязывал ей руку. Промолчала, когда, закончив, спросил: "Госпожа, какие будут указания?". Очевидно, меньше всего ей сейчас хотелось лишаться невинности. Интересно, что сделает со мной король, если узнает, что я не выполнил то, для чего меня подарили?
- Госпожа, мне уйти?
Девочка молча обмякла в кресле, склонившись головой к подлокотнику. Я встал на колени рядом. Вблизи от неё ещё приторней пахло кровью. Я присмотрелся: она испачкалась вся.