— Модель старая, а выглядит, словно только что с конвейера сошла — подумал я, осмотрев такси. — Добрый вечер, до города довезёте?
— А тебе точно туда надо?
— Да, надо, меня там друг ждёт.
— Садись, прокатимся.
Открыв дверь, я занял место на заднем сиденье, таксист сам предложил мне это место. В салоне пахло новым автомобилем, да и выглядел он новым, чему я был удивлён. На панели увидел табличку с надписью: ИП — Михаил Михайлович Михайлов.
— Тебе через Калиновку или через Прохоровку?
— Говорят что через Калиновку ближе, там мост есть.
— Есть — подтвердил Михалыч, завёл мотор, и машина плавно тронулась с места. Таксист Михалыч, оказался разговорчивым человеком, и болтал без перерыва. Рассказывал естественно о пассажирах, которых приходилось возить. Иногда, судя по его рассказам, мне казалось, что он знал об этих людях уж слишком много, думаю, что просто врал мне, сам придумывая всякие истории из их жизни. Удобно расположившись на мягком сиденье, я расслабился, нога, получив покой, перестала болеть, меня стало тянуть в сон. Я упорно боролся со сном, стараясь поддерживать разговор и не обижать Михалыча тихим сопением. Спустя некоторое время, такси остановилось возле съезда на просёлочную дорогу.
— Всё приехали, выходи.
Открыв дверь, я нехотя вылез из тёплого и уютного салона такси. Несмотря на темноту полуночи, сразу понял, что находимся мы совсем не в городе, и даже не рядом с ним.
— Ну и где мы, куда ты меня привёз?
— Домой я тебя привёз, по этой дороге пять минут до твоей деревни.
— Я же просил в город, а ты? — я вдруг задумался над тем, как этот Михалыч смог привёзти меня домой, ведь я не говорил ему, где живу.
— Не надо тебе в город, рано ещё, к тому же у тебя денег нет, чтобы мне заплатить — Михалыч захлопнул дверь, которую я оставил открытой, и чёрная Волга, подмигнув мне стоп-сигналами, через несколько секунд скрылась из вида за ближайшим поворотом. Не понимая, что происходит, я глубоко вздохнул, и посмотрел на звёздное небо. Очень быстро ночное небо стало быстро светлеть, звезды, собравшись вместе, превратились в человеческое лицо, на половину скрытое медицинской маской.
— Ну что, герой, очнулся? — голос был женский и молодой.
— Да, а где я? — с трудом выдавил я из своего сухого горла.
— В госпитале, где же ещё! Реанимационное отделение. Пётр Сергеич идите сюда, пациент пришёл в сознание! — медсестра повернулась лицом к приоткрытой двери. Через минуту в палату вошёл доктор, как две капли воды похожий на таксиста Михалыча.
— Как вы себя чувствуете молодой человек? — доктор присел на стул возле моей койки, и посмотрел мне в глаза.
— Если честно, то, хреново, как я сюда попал?
— А что ты помнишь последнее?
Я напряг память и стал вспоминать — мы с Ромкой находились на блокпосте, я остался у бетонных блоков, а он пошёл проверять остановившуюся в десяти метрах от нас девятку грязно-серого цвета. Через несколько секунд прогремел взрыв, боль пронзила тело, и всё, больше ничего не помню.
— Память вернулась, это уже хорошо. То, что было дальше, я сам тебе расскажу, не очень интересно, но надо. Множественные осколочные ранения мягких тканей, и некоторых внутренних органов. Раздроблено колено, перелом двух рёбер, и контузия. В таком состоянии тебя сюда и привезли. Ногу мы тебе сохранили, но хромать ты будешь всю оставшуюся жизнь. В остальном всё будет хорошо.
— Хромота это не страшно, ему же за девушками не бегать. Я вот от него не бегала бы — влезла в наш разговор медсестра.
— Михал Михалыч, а Ромка?
— Мне жаль твоего друга, он не выжил, ранения были смертельными. А почему ты меня Михал Михалычем назвал?
— Да так, просто вы на одного таксиста очень похожи.
— Надеюсь что он хороший человек, не хотелось бы на какого-нибудь плохого человека похожим быть.
— Хороший — ответил я и подумал, что возможно тот таксист Михалыч и не человек даже, ведь он изначально не хотел меня по Калиновскому мосту на другой берег перевозить.
— Катюша, ты уж тут проконтролируй, чтобы наш пациент ел хорошо, чем быстрее поправиться, тем быстрее домой вернётся.
— Конечно Пётр Сергеич, он же должен будет меня на свиданье пригласить. Пригласишь ведь?
— Куда же я денусь, только потанцевать, наверное, не смогу.
— Это не главное, ты главное, живи!