Арни очень внимательно выслушал Эрика, дивясь его волнению.
- Вот это и есть бескорыстная, чистая наука? - заметил он, улыбнувшись.
- Я вовсе не собираюсь уничтожать Зарицкого и не отрицаю его заслуг. Я хочу только одного - знать, что к моей работе относятся с должным уважением. И я добьюсь этого!
- Нашли о чем волноваться. Ведь ставка в этой игре - миллион долларов!
- И все-таки меня волнует только это.
Арни нахмурился и замолчал.
- Как вы думаете, сколько времени это у вас займет?
- Почему вы спрашиваете?
- Да просто так, мне интересно. Хотелось бы оказаться тут на случай, если вам понадобиться помощь.
Эрик с недоумением посмотрел на него.
- Вы уезжаете?
- Да, в Вашингтон, - сказал Арни. - Мы ввязались в эту войну, а я не желаю быть рядовым ни в какой армии. Я постараюсь получить офицерский чин или же буду работать у Дональда Питерса. Это компаньон Джека Хэвиленда, вы его знаете?
- Очень мало. Однажды, много лет назад, он и его жена заехали за Тони Хэвилендом в Колумбийский университет, чтобы отправиться куда-то за город. Я был тогда совсем мальчишкой, и мне показалось, что это - самые изысканные и утонченные люди на свете.
- Дональд, поехав за город с Лили, взял с собой Тони? - удивился Арни. - Вот ошибка, которую он никогда больше не повторит. Чего только не вытворяет эта дамочка! Не знаю, как Дональд это терпит. Я бы убил такую жену. Может быть, он переезжает в Вашингтон, чтобы увезти ее от Тони? Так или иначе, он берет на себя правительственные поставки. Я обещал перейти к нему на работу, как только закончу здесь одно срочное дельце. Уж раз мы говорим по душам, я могу открыть вам свой секрет. После войны я займусь политикой. Эта шайка, засевшая в Вашингтоне, долго не продержится, а мне потом надо будет доказать, что в войну я тоже не сидел сложа руки. Ведь этот старый дурак когда-нибудь подохнет, и вот тогда-то мы и покончим с ними раз и навсегда.
- Кто это "мы" и кто "они"? - резко спросил Эрик. - И если старым дураком вы называете...
- Черт возьми, вы сами отлично понимаете, кого я имею в виду. А что значили ваши слова насчет того, что вы с самого начала решили не попадаться на удочку и не довольствоваться одним уважением?
- Они предназначались не для вас. Я не думал, что вы меня слышите, сухо сказал Эрик.
- А я все-таки услышал. У вас с Тернбалом есть какие-то особые виды на этот станок?
- Да, но Тернбал об этом еще ничего не знает.
Арни рассмеялся.
- Ну, а пока что какие же у него планы?
- Вряд ли они у него есть. Арни, у нас с вами разные политические убеждения, но кое в чем мы хорошо понимаем друг друга. Что вы скажете о создании новой фирмы, филиала Американской компании, для производства и продажи моих станков?
- Станок еще пока не ваш. Сначала нужно устранить этот патент.
- Я его устраню, - нетерпеливо сказал Эрик.
- Вы уверены? - и в голосе Арни снова послышалась странная настойчивость, лишенная какой бы то ни было теплоты. Казалось, Арни что-то про себя обдумывал и тщательно взвешивал.
- Что у вас на уме, Арни? - спросил Эрик.
- Ничего. Только если вы хотите купить Зарицкого, то делайте это не откладывая. Смотрите, дождетесь, пока ваши карты будут раскрыты, тогда патент вам обойдется гораздо дороже. Если бы моя фирма не представляла ваши интересы да будь я спекулянтом, я бы немедля купил патент, а потом содрал бы с вас семь шкур.
- С Зарицким я сам справлюсь. Все-таки, что вы думаете о новой фирме?
- А это я вам скажу, когда вы опротестуете этот патент.
Эрик взглянул на него, и в нем зашевелилось смутное опасение.
- Арни, вы просто негодяй, - медленно проговорил он. - Много бы я дал, чтобы узнать, что у вас на уме.
Арни ответил на это именно так, как и ожидал Эрик: он добродушно рассмеялся и похлопал Эрика по спине. Эрик улыбнулся и, сложив патент, сунул его в карман. До конца завтрака они молчали. Оба были заняты собственными мыслями и с самой любезной миной зорко наблюдали друг за другом.
2
Дома, за обедом, Эрик тоже был необычайно молчалив. Джоди и Сабина о чем-то заспорили, потом вдруг оба залились смехом. Эрик поднял глаза и машинально улыбнулся, даже не зная, о чем они говорили и над чем смеются. За сладким Джоди обратился к нему с каким-то вопросом, но Эрик догадался об этом только по устремленному на него вопросительному взгляду мальчика. Сабина сидела с невинно-лукавым видом.
- Почему нельзя стоять обеими ногами в воздухе? - повторил Джоди. - Я могу стоять одной ногой на полу, а другую поднять в воздух. И на другую стать, а другую поднять в воздух, а на обе ноги стать в воздухе не могу.
- Сила земного притяжения, - кратко объяснил Эрик.
- А мне это непонятно, - с наивным видом сказала Сабина.
Эрик сердито взглянул на нее.
Джоди обернулся к матери.
- Земное притяжение - это когда мячик бросишь вверх, а он летит на пол, - объяснил он.
- Ну вот, и ты тоже, как мячик, - сказал Эрик, считая разговор оконченным.
- Но когда я задираю одну ногу, почему земное притяжение не притягивает ее вниз?
- Знаешь, Джоди, ты подумай и постарайся понять сам, а если не сможешь, тогда я скажу.
- А я вот думала-думала и все-таки не понимаю, - начала Сабина.
- Послушай, Сабина, прекрати это, пожалуйста.
Она поглядела на него долгим испытующим взглядом, как будто он был незнакомцем, стоящим у дверей, и она не могла решить, впускать его или нет. Затем она отвернулась, как бы спокойно захлопнув перед ним дверь. Эрик смотрел на нее и сердито думал, до какой степени она к нему несправедлива.
Было время, говорил он себе, когда на его резкости она отвечала тем же или начинала подшучивать над ним, пока его раздражение не проходило само собой. А теперь она ведет себя так, будто ей все равно. А ведь совсем недавно ему казалось, что они снова могут сблизиться. Как было хорошо в тот вечер, когда они устроили себе праздник. "Какого черта ей еще от меня нужно?" - злобно думал он. Неужели она не понимает, что с ним творится? Неужели она, его Сабина, тоже превращается в одну из тех жен, которые вечно ходят с обиженным видом и дуются, если муж не является вечером домой с цветами и с влюбленной улыбкой на лице?
Он сдерживался, пока Джоди не ушел спать. Тогда, твердо решив сохранять ледяное спокойствие, он бросил ей:
- Не могла выбрать другого времени, чтобы дуться. У меня и так голова кругом идет...
Она, казалось, снова приоткрыла дверь своего заветного дома, чтобы взглянуть, все ли еще он стоит у порога.
- Я ничего не имею против твоего стремления стать великим человеком, но ты лучше, чем кто-либо, должен понимать, что не годится начинать с подражания дурным привычкам великих людей, - сказала она. - Мне казалось, что ты это понимаешь, ведь раньше ты был совсем другим. Я давно уже терплю все молча, Эрик, и одно время мне даже казалось, что наша жизнь снова налаживается. Пусть твоя работа поглощает тебя целиком. Это все прекрасно. Но вспоминай же и о нас хоть изредка!
- Ладно, Сабина, - устало сказал он. - Ладно. Можешь сколько угодно иронизировать над тем, что я корчу из себя великого человека, но, может, ты наконец поинтересуешься, что меня сегодня так взволновало...
- Почему же ты сразу не сказал об этом? - спросила она, мгновенно смягчаясь.
- А почему ты сама не спросила? Ты же видишь, в каком я состоянии.
- Я давно уже перестала тебя о чем-либо спрашивать, ведь ты даже не замечаешь моих вопросов.
- Дорогая, ради бога, перестань! - Он вытащил из кармана патент. - Вот, смотри. Это я получил сегодня.
Сабина протянула руку за бумагой, не сводя с него нерешительного взгляда. И тут Эрик понял, что она все-таки впустила его в свой дом и позволяет посидеть в передней, пока она решит, стоит ли его накормить и обогреть.
- Подожди, сейчас я возьму очки, - мягко сказала она. - Они, должно быть, у меня в сумке.