Закончив свой монолог, я задвинула коробку под кровать, а сама со своими новым приобретениями, если можно так сказать, побежала в комнату Картера. Я понимала, что выгляжу сейчас не самым лучшим образом, ведь я даже не умылась, к тому же было ещё довольно рано, и вообще я не пропускаю свой утренний ритуал, но я знала, что это сейчас единственно верное действие. Дверь была закрыта, я не хотела будить Картера, поэтому решила сначала аккуратно заглянуть, вдруг он уже проснулся, если нет, я готова была ждать сколько угодно. Я медленно-медленно нажала на ручку двери и слегка приоткрыла её. Когда я заглянула в образовавшуюся щёлочку, все те бабочки, что возвышенно летали внутри меня, разом упали вниз, у них порвались крылышки, они были ещё живы, но вот-вот хотели умереть: не от боли в теле – от боли в душе и сердце. Нет, не переживайте, в комнате не было ничего страшного, просто там не было ничего, что хотя бы отдалённо напоминало о нём, наверно, вы уже догадались, да, его там тоже не было, как, казалось, и не было последних двух месяцев, комната была абсолютно такой, какой её впервые увидел Картер.
Мне не хотелось думать, что-то анализировать, да я просто не была способна на это сейчас. Если честно, я не чётко помню, что именно делала, но, вроде бы, сначала обыскала всё в комнате, которая, казалось, уже и запах его потеряла. Я была уверена, что он не мог уехать просто так, что что-то важное он мне оставил, поэтому в поисках этого «важного» я превратила комнату в помещение, в которое вряд ли бы зашла одна: я перевернула всё вверх дном. Говорят, что при сильном стрессе, эмоциональном возбуждении активизируются все заложенные в человеке способности, например, банальный пример, когда мать, увидев своего ребёнка под машиной, просто подняла это транспортное средство и достала малыша. Существует множество подтверждений того, что, испытывая определённое эмоциональное потрясение, мы можем использовать свой организм с гораздо большей продуктивностью, чем в спокойном состоянии, «сверхспособности» могут даться нам на минуту или даже секунду, но если они даются, то, значит, так нужно, нужно их использовать. Это я к тому, что в поисках послания от Картера мне удалось приподнять шкаф, потом пробовала снова, – ничего не вышло, вообще не сдвинулся даже. Да, я не спасла ничью жизнь, может быть, зря потратила свою минуту обладания «сверхспособностью», но мне она зачем-то же далась именно в этот момент, в момент, когда я всё была готова отдать за ответ на вопрос: «Почему?»
Не найдя ничего в комнате, я побежала к папе, издавая какие-то необъяснимые звуки, что-то вроде стонов отчаяния, не знаю, как их квалифицировать, но они шли из глубины, это точно. Слёзы уже закончились, остались только всхлипывания. Дверь папиной комнаты я открыла осторожно, – не знаю, как мне удалось не влететь в неё, наверно, всё-таки осталась во мне доля здравомыслия, – не хотела напугать папу, хоть была практически уверена, что он не спит и знает гораздо больше меня. Папа сидел на краешке кровати, облокотив локти о колени и держа склонённую голову руками, – поза человека, совершившего ошибку, корящего себя и думающего, как же всё исправить. Я упала на колени перед папочкой, он поднял на меня глаза, взял мои руки в свои и начал говорить, хотя мог бы этого и не делать, я уже всё поняла.
– Фейт, моя маленькая девочка! Ты самое дорогое, что есть в моей жизни! Ты моё всё! С той самой минуты, когда мы с твоей мамой узнали о том, что скоро нас станет трое, мы полюбили тебя окончательно и бесповоротно, мы любили тебя в нас и друг друга в тебе, любили друг друга и тебя. Всегда старались оберегать тебя, но главное, повторюсь, хотели подарить тебе столько любви, сколько только могли. И ты выросла удивительной девочкой, Фейт, – тут папа улыбнулся, до этого он был слишком серьёзный. – Ты чистая, светлая, добрая, отзывчивая, у тебя огромное сердце и безграничная душа! Я тоже стараюсь быть таким, как ты, – папа усмехнулся, увидев удивление в моих глазах. – Да, – продолжил он, – я стараюсь быть открытым всему миру, но с возрастом это становится делать всё труднее и труднее. Почему-то взрослые люди, как бы так правильно выразиться, твердеют. Да, конечно, есть немало исключений. Но если человек на своём пути встречается с чем-то, что его потихонечку, а может быть, иногда и сразу ломает, он закрывается. После смерти твоей мамы я закрылся, и только ты смогла вернуть меня к жизни. И просто фактом своего существования и, несомненно, своей сущностью – ангельской добротой и волшебным светом. Ты вылечила меня, дорогая, а я так часто тебя подвожу, не всегда могу тебя защитить, не всегда понимаю, иногда принимаю неверные решения. Я стараюсь соответствовать тебе, но твоих чувственности, внимательности и решительности мне явно не хватает. Вот и сейчас, наверно, я совершил ошибку. Конечно, Картер пришёл ко мне ночью и сообщил, что им срочно нужно уехать, что от этого зависит его карьера, судьба и жизнь всей семьи. Он сказал, что безумно переживает, что не сможет провести последний день здесь с тобой, как вы планировали, но в то же время не уехать прямо сейчас они не могут. Кто-то выложил в Интернет видео, на котором Картер дерётся с нашими ребятами, рассказал о его местоположении и ещё много разных подробностей, которые можно объяснить, только вернувшись. Картер сказал, что долго думал, как же лучше поступить, – разбудить тебя и попрощаться хотя бы так или просто уехать, – и выбрал второй вариант. Он объяснил, что так будет проще для вас обоих. А я не стал его переубеждать, я его не остановил, понимаешь, Фейт, лишил тебя возможности попрощаться с ним, – тут голос папы стал слишком взволнованным, он практически кричал, заметив это, папа немного успокоился, – а ведь понимал, что для тебя это очень важно. Я не знал, как поступить правильно, поэтому доверился Картеру, его решению. Он пообещал мне, что у вас всё обязательно будет хорошо, и я ему поверил, вернее, я просто верил и продолжаю верить в это независимо ни от чего. Конечно, разные препятствия встают на пути, но вы их точно решите, – папа замолчал на мгновение. – Когда я провожал их уже около машины, Картер передал мне два письма: для тебя и для меня. Вот оба письма, – сказал папа, протягивая мне два конверта. – Предназначенное мне я прочитал, но мне очень хочется, чтобы и ты его прочитала, – папа опустил глаза и продолжил, – прости меня, Фейт, если сможешь!